Падение Эбнера Джойса - [81]

— Еще бы! — отрезал Мейер-старший. — Вы написали бы и за пять сотен. Именно столько вы, кстати сказать, и получите, а не хотите — дело ваше. — Он разговаривал с Джердом так, словно тот торговал вразнос подтяжками и шнурками для ботинок.

— Как? — негодующе воскликнул изумленный Джерд, — вы ведь сказали десять ты...

— Сейчас я вам все объясню, — вмешался Ван-Горн, бывший чуть повежливее своего компаньона. — Дело в том, что нам нужна картина, оцененная в десять тысяч долларов, но уплатить за нее мы намерены пятьсот.

— Кто, по-вашему, захочет смотреть на картину, оцененную в пятьсот долларов? — прорычал старый Мейер. — Никто. Такую увидишь где угодно.

— Это верно, — ответил Джерд, припоминая свое первое посещение выставки.

— А вот десять тысяч долларов всякого убедят.

— Итак, — сказал Ван-Горн, —вы получите от нас пятьсот долларов. И картина должна быть больше, чем те, что выставлены сейчас, а рама вдвое шире. Надеюсь, от вашего забора еще что-нибудь осталось?

— Осталось, — ответил Джерд.

— Знайте же, — сказал Мейер, — другого такого случая заработать на нем вам больше не представится. И не скупитесь на семечки, налепите их побольше.

— Мы отведем под вашу картину целое окно или место у главной лестницы, рядом с фонтаном, — продолжал Ван-Горн. — Мы объявим, что за картину уплачено десять тысяч долларов и что вы великий художник. Вашу картину увидит весь город, и вам будет создана такая реклама, какой вы не получили бы за десять тысяч.

— И мы хотим, чтобы вы насовали туда побольше всякой деревенской всячины, — вмешался Мейер-младший, который своим уменьем украшать витрины неоднократно вызывал восхищение всего города. — Разные там травки, лозы и побольше тыкв. Настоящих тыкв. Надеюсь, вы достаточно уверены в своем мастерстве и не боитесь сравнения?

— Пожалуй, нет, — ответил Джерд, — сравнение, так сказать, уже выдержано.

— Хорошо бы и на раме поместить настоящие тыквы, — оказал Мейер-старший. Изысканный вкус сына был унаследован непосредственно от него. — Вы уже пробовали это делать?

— Кое-что в этом роде пробовал, — ответил Джерд.

— Так попробуйте как следует. В каждом углу рамы по половинке тыквы, наподобие больших розеток. И чтобы половинка была с хвостиком. Понимаете?

— Если я выставлю ее в витрине, — задумчиво произнес сын, — мне понадобятся еще козлы для пилки дров, большие плетенки и...

— Бери все прямо со склада, — распорядился любящий отец.

— ...и что-нибудь такое, чтобы получился настоящий сельский вид. Пожалуй, неплохо бы посадить рядом с картиной фермера в грубошерстных штанах. Лучше всего пусть сидит сам художник. Но мы, очевидно, установим картину возле фонтана. Тогда я помещу там оркестр, и он будет играть «На берегах Канкаки».

— Песня уже у тебя? — осведомился отец.

— Не беспокойся. Будет готова через неделю, а через две недели весь город будет сходить от нее с ума; это уж верное дело, не будь я...

Ван-Горн прервал мечтания юного Мейера.

— Итак, решено, — обратился он к Джерду, — поднажмите и состряпайте нам эту штуку. Чек на пятьсот долларов — по исполнении заказа. Только чур не болтать, — добавил он с грубоватым добродушием, — полная тайна с обеих сторон.

— Пусть кто-нибудь скажет, что я не умею держать язык за зубами, — пробормотал Джерд и потянулся за шляпой.

VIII

И вскоре Тыква как абсолютный и совершенный образец искусства воссияла над городом. Оправившись от потрясения, Джерд вернулся к своему старому амбару и проработал там две недели. Результат был налицо: «Золотой Хаббард» — недавно выведенный сорт тыквы — окруженный всем, что только могла предоставить дочиста ограбленная для этой цели ферма.

— Вот она, — сказал Джерд Мелиссе, которая с группой поклонниц его таланта явилась пожелать успеха созданному им шедевру. — А вот я — единственный в наших краях художник, получивший за картину десять тысяч долларов.

— Я горжусь тобой, Джерд, — взволнованно прошептала Мелисса, не пытаясь скрыть охватившую ее нежность и восхищение.

— Ая благодарен тебе. Ты так верила в меня... вдохновляла...

— Да, это верно, Джерд, — застенчиво согласилась Мелисса.

Они были одни, скрытые от посторонних взоров дверью амбара.

— И еще я очень признателен доктору Гауди...

— Ты уже был у него? Благодарил?

— Нет еще. Но я разыщу его, как только картина будет доставлена на место. Это еще не конец, Мелисса; это даже не начало. На будущей неделе в городе не останется ни одной моей картины, цена которой не поднялась бы вдвое. И люди будут лезть из кожи вон, лишь бы им позволили выложить свои денежки. Дай срок, Мелисса, нас еще многое ждет впереди.

Последнее двусмысленное высказывание было истолковано девушкой, как намек на осуществление самой заветной ее мечты.

Спустя несколько дней городская пресса изобиловала сообщениями о последней выставке молодого мистера Мейера, — газете, которая вздумала бы не изобиловать ими, пришлось бы объясняться с ним по этому поводу. Джерд купался в ослепительном свете ничем не омраченной славы. «Триумф американского парня», «Новое направление в американском искусстве», «Вечерний звон»[50] Запада» — последнее исходило от раба, который покорился, но, покоряясь, строил гримасы за спиной хозяина. Под такими заголовками подробно излагались незамысловатые идеи Джерда и его скудная событиями биография. Были и статьи, где цельность и здоровая правдивость его дарования противопоставлялись пустым измышлениям так называемых идеалистов. Весть об успехе Джерда докатилась и до Рингголдского округа. «Десять тысяч долларов! Десять тысяч долларов!» — передавалось из уст в уста. «Десять тысяч долларов! Десять тысяч долларов!» — гудела толпа, запрудившая улицу перед главным входом в торговый дом Мейер, Ван-Горн и К°. Всеобщее восхищение отчасти вознаградило Джерда за мизерность полученного им чека. Под действием этого двойного потока славословий Джерд и вправду почувствовал себя художником, картина которого стоит десять тысяч.