Падение Эбнера Джойса - [50]

Шрифт
Интервал

— Мы хотим, чтобы о нашем новом здании заговорили все, — сказал Хилл. — Мы хотим, чтобы о нем писали в газетах всей страны. Мы хотим, чтобы наше здание привлекало к нам всех мужчин, женщин и детей города. Каждую субботу по утрам в банк будут приходить маленькие мальчики и девочки и отдавать на хранение свои пенни (мы откроем сберегательную кассу для самых скромных клиентов), — и тогда, глядя на стены нашего банка, они поймут, как трудились и преуспевали их отцы в те славные далекие дни...

— Правильно, — одобрил Джеремия. — Если бы вы, молодой человек, прожили здесь столько, сколько прожил я, вам незачем было бы искать на стороне все то, что нам нужно.

— Да, в наших местах свершалось немало дел, принадлежащих истории, — подтвердил Хилл, — и их более чем достаточно для нашей цели. Вот тут у меня, — он выдвинул один из ящиков стола и извлек лист бумаги, — вот тут у меня списочек тем, которые, по-моему, подойдут. Мы набросали его вместе с мистером Макналти. Возьмите и познакомьтесь. Может быть, вы...

В дверях показалась чья-то фигура. Это было очередное вторжение близнецов Морреллов, но теперь не в лице Ричарда Моррелла, а в лице его брата Робина. Его карман оттопыривался — надо думать, оттого, что в нем были некие важные бумаги. Его взгляд нельзя было понять иначе, как сигнал Эндрю Хиллу поскорее освободиться от всех второстепенных дел.

— ...извлечете отсюда кое-что полезное, — закончил Эндрю. — Мы примерно изложили здесь свои замыслы. Попробуйте их разработать.

Эндрю передал бумагу Джеремии, и тот с непреклонным и решительным видом вручил ее Дэффингдону. «Вы должны их разработать, если вообще собираетесь работать на нас, — говорил он всем своим видом. — Либо так, либо никак. Тут наш замысел, мы им гордимся, мы на нем настаиваем. Идите!»


XI

Близнецы Морреллы принадлежали к современному типу дельцов. По счастливой случайности (если только это была случайность) они в удивительно короткое время сколотили удивительно большое состояние, и вся жадная мелюзга, подвизавшаяся на бирже, видела в них свой идеал рыцарей удачи. Близнецы Морреллы были единственными владельцами и представителями «Булавочно-игольного синдиката». Они вели дела не только с «Грайндстоуном», но и с доброй половиной всех других банков города. Да и как подобные учреждения могли оставаться в стороне, если все вкладчики и биржевые спекулянты из кожи лезли, стремясь пополнить свои «коллекции» образцами восхитительно выгравированных и восхитительно отпечатанных акций синдиката и не останавливались перед любой ценой! Некоторые, более успешно действовавшие банки, занимались операциями с синдикатом в обычные деловые часы; другим пришлось ввести сверхурочные, а один-два перешли даже на круглосуточную работу... Банки волновались, близнецы волновались гораздо меньше: они-то знали, что банки должны им помочь.

Вот уже в течение года или двух близнецы с поразительным проворством и ловкостью вырабатывали свои «булавки» и «иголки». Иногда рукоятку крутил Ричард, а Робин прикладывал к точильному камню бедные, несчастные булавки, иногда они менялись местами, но в любом случае дело шло так, что, по общему мнению, комар носа не подточит. Теперь близнецы расширяли поле своей мошеннической деятельности. Они оказались непревзойденными мастерами этого искусства. Близнецы назубок знали все законы о мошенничестве и средства обходить их, равно как и возможности, которые открывали перед ними новые законопроекты. Они прекрасно знали, в каком штате колесо можно крутить без оглядки, а в каком держать нос по ветру, где можно не церемониться с намеченной жертвой, а где ее крик может привлечь внимание и вызвать появление спасательной команды из какого-нибудь дурацкого комитета. Им было известно, когда мошенничество пресекалось в корне и в каких случаях существующее законодательство было совершенно бессильно. Им были ведомы и меры наказания и способы уклониться от него. «Знать досконально законы штатов и всегда немного опережать их» — таково было их нехитрое правило.

Нельзя лишать человека права извлекать выгоду из собственного открытия — вот почему никто почти не подвергал сомнению право близнецов нежиться в лучах своей славы, хотя эта слава и вызывала кое у кого зависть. Их можно было встретить в самых фешенебельных местах — в опере, на скачках, на площадках для гольфа. Им завидовали, ими восхищались. Завидовали молодые люди, безуспешно пытавшиеся добиться того же, чего добились близнецы; восхищались молодые женщины, видевшие единственный смысл жизни в том, чтобы заполучить как можно быстрее и как можно больше земных благ и выставить их напоказ.

Нужно ли говорить, насколько Ричард Моррелл, окруженный таким вниманием, был доволен собой. Потребовать и получить — означало для него одно и то же. Именно поэтому в одно свежее октябрьское утро, за игрой в гольф в «Смоки Холлоу», между пятой и шестой лунками, он сделал Вирджилии предложение и уверенно ждал ее ответа. Но Вирджилия тут же дала понять, что он не подходит — во всяком случае, для нее. Она принадлежала к той категории людей, на которых не производят впечатление ни большие кареты с четверками лошадей — как бы оглушительно ни звучали нестройные трубы грумов, ни обеды в загородных клубах — какая бы громкая болтовня ни велась за ними и как бы внушительно ни выглядели ряды высоких бутылок. Побагровевший более обычного, он сидел в одиночестве на веранде клуба и, приводя в трепет официанта, хмуро вопрошал свой пустой стакан:


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.