Падение Эбнера Джойса - [47]
— Ну-ну, покажи для начала и мне. Гм... Понимаю. Дамочки, символизирующие Коммерцию, Образование, Промышленность и все такое прочее... А эти летающие херувимы сделаны недурно.
О’Грейди заглянул за какой-то деревянный ящик, стоящий в комнате.
— Ну-ка, вытряхивай эту папку!
Прочнов пристально посмотрел на своего посетителя.
— Давай, давай! — воскликнул Маленький О’Грейди. — Не заставляй меня изнывать от любопытства. Я не болван и знаю толк в настоящих вещах.
Прочнов раскрыл папку и передал О’Грейди несколько эскизов.
— Это более поздние, — пояснил он, — написаны за последние месяцы.
Маленький О’Грейди выхватил у него рисунки, некоторое время жадно рассматривал их и вдруг загорелся. Его восторг зажег и Прочнова.
— Фью! — присвистнул Маленький О’Грейди. — Вот это работенка! — В его голосе не было ни нотки зависти. — Ты просто чудо! — Он выхватил из рук Прочнова еще несколько рисунков. — Нет, вот этот, да-да...
О’Грейди отбросил эскиз и всплеснул руками. Потом он повалился на кровать и задрал ноги. Затем вскочил и произнес перед Игнасом Прочновым пламенную речь, в которой высоко оценил его достоинства как мыслителя и как художника, после чего, сгорая от желания распространить новость о чудесной «находке» под крышей «Крольчатника», ринулся вниз по лестнице, чтобы сообщить о своем открытии Фестусу Гоуэну.
«Буду через полчаса», — гласила записка, прикрепленная к двери Гоуэна, и Маленький О’Грейди круто повернул обратно и ворвался к Мордрету.
Мордрет задумчиво сидел перед наполовину законченным портретом пожилого крестьянина. Вокруг него были разложены старомодные очки в золотой оправе, конверт с прядью седых волос, несколько выцветших фотографий, эстамп из книги «Первые поселенцы в Иллинойсе». По его расчетам, именно эти аксессуары должны были придать портрету достоверность и понравиться ныне здравствующим правнукам иллинойских поселенцев.
Маленький О’Грейди, которого вообще никогда не смущало присутствие кого-либо третьего, а тем более портрета, возбужденно заявил:
— Он гений, Марк, настоящий гений! Он чертовски хорошо рисует, а сколько у него идей! Он извергает их, как вулкан лаву! Думаю, что и в живописи он мастер, судя по тому, что я видел. Он говорит, что недавно продал свои лучшие вещи. Да, сэр, он законченный гений, и мы должны отнестись к нему соответственно. Нам нужно привлечь его к нашей работе для банка, обязательно привлечь — иначе быть не может!
— Ну что ж, тогда все понятно, — сказала Вирджилия Диллу в библиотеке. — Мы должны дать им что-то определенное — вполне законченный проект, и как можно скорее. — Она убрала со стола кипы вечерних газет, отослала свою сестренку заниматься арифметикой и географией в столовую, достала из серебряного бювара несколько листков бумаги стального цвета с монограммами и зажгла в люстре все лампочки. — Итак, надо заставить их выбросить из головы свой нелепый замысел. Мы погубим его в самом зародыше.
Она вложила в руку Дэффингдону перо, всем своим видом показывая, что ждет от него немедленных действий. Ее мысль работала гораздо быстрее, как только она бралась за перо, и теперь Вирджилия ждала, что то же самое произойдет с художником.
Дэффингдон покусал кончик ручки и загнул уголок на верхнем листе.
— Пишите, пишите, — сказала Вирджилия. — Какие бы глупые мысли ни возникали у этих несчастных, слабоумных людей, мы не обратимся к местным хроникам и не станем возрождать отвратительную архитектуру жалкого поселения, заброшенного в прериях... Так вы говорите, предусмотрено двенадцать больших люнетов?
— Да.
— Ну, и что мы с ними сделаем?
— Я думал, что все можно выдержать в умбре и сиене, однако Джайлс предлагает шесть люнетов слева дать в пурпурном и оливковом цвете, а шесть справа...
— Боже мой! Разве такая идея произведет впечатление на Эндрю Хилла? Нет, у вас должна быть своя тема, свой сюжет, серия сюжетов...
— Я не хочу писать просто картинки, — нехотя откликнулся Дэффингдон, — да и вы, надеюсь, не ждете, что я стану обычным ремесленником.
— Но они же дельцы! — возразила Вирджилия. — Ради нашей репутации, да и ради спасения всего дела, мы должны представить им что-то конкретное и определенное. Да, мы художники, но мы не должны дать этим твердолобым старикам повод обвинить нас в том, что мы нерешительны и сами не знаем чего хотим. Будем такими же дельцами, как они. Так что давайте примемся за работу, да так, чтобы нас не опередили.
Взгляд Дэффингдона рассеянно скользил по коврам, драпировкам, мебели.
— «Гений города, — неуверенно пробормотал он, — вдохновляющий...»
— Да, да! — быстро согласилась Вирджилия, пытаясь вдохновить молодого художника.
— Или вот: «Западная звезда нации, освещающая...» — бормотал Дэффингдон, поднимая взор к потолку.
— Да, да, — сейчас же отозвалась Вирджилия, продолжая вдохновлять.
— Или еще... «Триумфальный марш прогресса среди...» — Дэффингдон по рассеянности ткнул ручку обратным концом в широкую плоскую чернильницу.
Вирджилия с досады покусывала губы, ее брови от нетерпения и разочарования чуть сдвинулись. Хорошо, что Дэффингдон не сказал еще: «Марш прогресса среди нас»! Что случилось с ее кумиром? Где его глубокие знания? Куда делись его идеи, его необузданное воображение? Ей вдруг показалось, что если она подойдет к своему кумиру и постучит по нему, то убедится, что он пустой. Такое открытие было бы несчастьем! Нет, она предпочла остановиться на почтительном расстоянии и заложить руку за спину.
Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..
«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.