Падение Эбнера Джойса - [38]

Поскольку от более удобных помещений их отпугивала высокая арендная плата, они продолжали отдавать свои деньги старику Иезекиилю Кролю, впрочем, лишь настолько аккуратно, насколько позволяли обстоятельства, и пропускали мимо ушей добродушные шутки, в которых неизменно фигурировали под именем «братцев-кроликов».

Дилл держал свою студию на уровне, достойном «Храма Искусств», а самого себя держал на уровне, достойном студии. Ни в обстановке студии, ни в нем самом не было почти ничего от богемы. Общество считало его мастерскую настоящим salon de réception[28]. Он никогда не допускал, чтобы художник в нем брал верх над джентльменом. Те, кто наносил визит в конце дня, заставали высокого и изящного Дилла в сюртуке, сшитом по самой последней моде. Перед более ранними посетителями он появлялся в элегантной блузе. Он тратил массу времени, чтобы держать в порядке свои изящные руки — посетители пожимали их осторожно, как нечто неземное, слишком хрупкое для нашего грубого мира, — и ухаживать за своей выхоленной бородкой, коротко подстриженной на шеках и с резко удлиненным кончиком, совсем как у Ван-Дейка. Эта бородка просила, почти требовала живописных аксессуаров, и, отправляясь на костюмированный бал, Дэффингдон обычно надевал брыжи и прицеплял рапиру. Все это оказывало должное влияние, и когда посетители спрашивали «сколько?», а Дэффингдон небрежно, не моргнув глазом, называл сумму, они подчас вздрагивали, но не пытались торговаться.

— В конце концов вы же понимаете... — говорили они друг другу, обмениваясь впечатлениями от самого Дилла и от изысканной обстановки, которая его окружала. — Да, да, в конце концов ведь это же не... — И тут они неизбежно вспоминали о «Крольчатнике» и приходили к единодушному заключению, что по сравнению с ним в студии Дэффингдона все соответствует духу времени. Бедным «кроликам» оставалось только удивленно помаргивать, что они нередко и делали, можете не сомневаться.

Дэффингдон был тридцатилетний холостяк; он мог казаться и достаточно солидным и достаточно молодым — в зависимости от того, каким его хотели видеть. Его сестра Джудит, старше его на несколько лет, исполняла роль хозяйки и обычно восседала у него за чайным столом, что позволяло юным созданиям из общества впархивать в студию в любое время. Эти юные создания сами по себе ничего не значили, но у некоторых из них были тщеславные матери и честолюбивые, неравнодушные к салонному великолепию папаши, и кто мог сказать, на какую почву упадет и какие всходы даст легкомысленная болтовня этих девиц? Вот почему Дэффингдон и его сестра поощряли такие визиты, и юные создания охотно пользовались случаем отвлечься от надоевшей и однообразной светской жизни. Среди прочих бывала здесь и молоденькая Пресиоза Макналти — хорошенькая, добрая, своевольная... Но о ней мы расскажем немного позже, с вашего позволения.

Дэффингдон долго жил за границей и все еще был в курсе того, чем жило европейское искусство: он одинаково хорошо знал, что делается в Мюнхене и Париже, и часто получал письма с иностранными марками и мысленно совершал небольшие прогулки за океан. Он старался следить за положением дел в близких областях искусства и в определенных кругах слыл исключительно интеллектуальным и культурным человеком.

Таким по крайней мере он казался Вирджилии Джеффрис. Сама Вирджилия была интеллектуальна до мозга костей и культурна сверх всякой меры, так что родители ее начинали беспокоиться, удастся ли им найти для нее мужа. И дело не в том, что Вирджилия отпугивала мужчин, а в том, что мужчины вызывали в ней разочарование. Они не могли покинуть грешную землю, тогда как Вирджилия с каждым годом устремлялась все выше и выше, в голубые эмпиреи мировой культуры. Ее не удовлетворило окончание колледжа, как и продолжительное пребывание в аспирантуре и многочисленные путешествия, предпринятые для расширения кругозора. Она продолжала читать, писать, изучать, что-то горячо обсуждать, вносить плату за обучение на одних курсах и ревностно составлять доклады для других. Она тоже вела переписку с заграницей и знала, что происходит во Флоренции и чем увлекаются в Лейпциге и Дрездене. Вирджилия полагала, что обладает широким кругозором и разносторонними интересами и что ни разу не встречала мужчины, который был бы достоин ее.

Вирджилия была не одинока: десятки других девушек куда-то стремились, в то время как мужчины топтались на месте, и это явление таило в себе все признаки серьезного бедствия. Как таким девушкам найти себе мужей? Вот и Вирджилия холодно отнеслась к ухаживаниям молодого агента по продаже недвижимости — бедняга был только агентом и ничем больше; еще бесцеремоннее отделалась она от биржевого клерка, который, внезапно появившись на ее горизонте, попытался недрогнувшей рукой указать ей путь к розовому, лучезарному будущему, — но он окончил школу в семнадцать лет, и с тех пор у него не было ни времени, ни охоты восполнить пробелы в своем образовании. Совсем недавно агент по продаже недвижимости поместил свою молодую супругу в солидный, комфортабельный дом, клерк же, ухитрившись вырваться из хозяйской конторы и основать собственное дело, с кометоподобной быстротой сделал карьеру, от которой весь город остолбенел и затаил дыхание.