Падение Эбнера Джойса - [19]

Эбнер утвердительно кивнул головой с видом осуждения. И Уайленд, который стремился, возможно, найти опору для своих шатких убеждений, тоже кивнул головой.

X

— Не нажимайте так сильно, — сказала Медора, кладя скрипку на пианолу. — Весь дом трясется, того и гляди лампа упадет! Да и вы быстро устанете.

Эбнер вытер пот со лба и потрогал влажный воротничок. В любое занятие он вкладывал всего себя.

— Я-то устану? Мне кажется, силы у меня достаточно.

— Можно найти лучшее применение для своих сил... Позвольте, я покажу вам.

Присев у пианолы, Медора переставила валик и легко нажала на педали: раздалось несколько звучных тактов.

— Вот и все.

— Понимаю, — произнес Эбнер, послушно садясь за инструмент.

Присутствующие дивились: спокойно выслушивать замечания или советы было не в его правилах.

— Попробуем еще раз, — предложила Медора.

Эти музыкальные экзерсисы заключали вечер, который был посвящен литературе. Эбнер и Бонд читали свои новые произведения с упоением, как и положено авторам в подобных случаях, а присутствующие слушали, если и не получая особого удовольствия, то, во всяком случае, с достойным терпением. Эбнер прочитал две-три главы из «Возрождения», а Бонд всего лишь несколько страниц из своей повести, где, отказавшись от подражания иноземным романтикам, он обратился к воспеванию родных полей. Пробуя свои силы на новом, непривычном для него материале, Бонд рассчитывал на поддержку и одобрение Эбнера; однако он обманулся в своих ожиданиях.

— О коровах на выгоне надо писать просто, — заметил Эбнер, — без прикрас, не вдаваясь ни в историю, ни в мифологию, не притягивая своих впечатлений от путешествий по другим странам. Вот, например, вы упоминаете о Ranz...

— Ranz des vaches, — подсказала Медора, — это, кажется, песенка альпийских пастухов...

— Это для колорита, — возразил Бонд, пытаясь защищаться.

— Передайте колорит нашего родного пастбища. Затем вы говорите о какой-то породе скота, разводимой в окрестностях... Рима, если не ошибаюсь?

— В Кампанье. Путевые заметки...

— Путешествие — праздное занятие, — заявил Эбнер.

— Безусловно! — подхватила Клайти. — Сидите у себя на пороге, как советовал Эмерсон[17].

— Разве он так сказал? — вмешался Джайлс-отец. — Мне кажется, он говорил, что...

— Все известно, — перебил Стивен, — но мы не следуем его совету.

Эбнеру было непонятно, о чем шла речь, но он не нашел нужным расспрашивать.

— Далее, вы цитируете какого-то древнего автора, — Феокрита[18], кажется?

— Да, Феокрита, так это же исторический фон.

— Оставьте историю в покое. Живите настоящим. А прошлое забудьте, похороните его.

— Не так-то легко. Наследие веков, сами понимаете. Трудно забыть то, что знаешь. Вот если не знаешь... тогда это просто, — произнес Бонд иронически.

— Достаточно об этом! — воскликнула Медора, опасаясь, что страсти разгорятся.

— Если уж вы не можете обойтись без древних греков, — продолжал Эбнер, — учитесь у них одному — познавать мир. Греки, насколько мне известно, черпали свои знания от предметов и природы, их окружающей, от людей, с которыми они соприкасались. Они не обращались к древним авторам, не рыскали по свету и признания искали не на стороне, а на родине.

— Греки не так-то уж много и знали, — вставила Клайти.

— Ну нет, — возразил Бонд, бросая на Клайти ласковый взгляд, чтобы смягчить свое возражение. — Они все довели до совершенства; возьмите архитектуру — храму недоставало законченности, пока они не сделали портик более строгим и не расчистили дворик перед фасадом и не...

— Замолчите, Бонд, — прервала его Медора. — Лучше послушаем музыку, пока мы не рассорились, — предложила она, поднимаясь. Эбнер был скорее озадачен, нежели раздражен.

Бонд последовал за всеми.

— Буду держаться привычной области, — обратился он к Клайти, засовывая в карман смятую рукопись, — грифы, горгоны, гидры, химеры, всякие чудовища, но никаких коров! Правда, Клайти? Веритиста из меня не получится.

— Самсон разрушает храм, — заметила Клайти. — Рухнула первая колонна. Что будет дальше?

— Они сам погибнет под развалинами, — задумчиво проговорил Бонд, — вот увидите.

XI

Прежде чем Эбнер научился обращаться с педалями пианолы и наигрывать нехитрые мелодии, Медора убрала за ненадобностью большинство своих валиков. «Траурный марш на смерть Зигфрида» был слишком сложен для ее гостя, слащавые итальянские мелодии были ему не по душе. В конце концов ограничились тем, что исполняли патриотические гимны и старинные песенки. У Медоры на ферме была неплохая скрипка, она аккомпанировала Эбнеру, и тот от души радовался, наигрывая «Вечерний лагерь» или «Долину лилий». Родители Медоры давно уже позабыли эти песни, но были не прочь тряхнуть стариной.

Последний валик остановился, слегка щелкнув.

— Ну так что же вы думаете о прочитанной главе? — спросил Эбнер, убирая валик. Его вопрос не относился к Медоре, он оглядел всех, приглашая высказаться. Но Медора была рядом, и его взгляд естественно остановился на ней.

— Как вам сказать... — пробормотала Медора.

Несколько недель тому назад Медора просмотрела «Жезл тирана». Дарование Эбнера сказалось с особой силой на страницах, посвященных экономическим проблемам; но сюжет книги в своем развитии выпустил, образно выражаясь, несколько ответвлений, и одно из них протянулось к проблемам семейной жизни и супружеских отношений. Благородство Эбнера, — благородство, начисто лишенное светской утонченности, — сказалось в защите несчастной женщины, обреченной всю жизнь нести цепи супружества с нелюбимым и жестоким человеком. Эбнер ставил вопрос: почему она должна страдать всю жизнь? Разве она не вправе уйти одна или со спутником, не связывая себя притом разными условностями? Разве это не было бы справедливо и разумно? Читая в первый раз эти страницы, Медора только улыбалась и качала головой; но сейчас вопрос показался ей не столь отвлеченным. Она задумалась над такой птичьей беспечностью и сама подивилась, что подобный вопрос мог вызвать в ней интерес.