Падение "ангелов" - [33]

«Резиновые», — сказала себе Сериль о пулях, подкосивших народ, но девушка не полна иллюзий. Она знает, что теперь этих людей отправят отрабатывать вину на рудники шахты, а там им придётся не легко.

Мрачное лицо Сериль обратилось к дверце справа, и её крашеные губы тронула лёгкая улыбка. Она поднялась по двум ступеням и зашла внутрь, ощутив любимый аромат пряностей и сладостей, втянув лёгкими как можно больше душистого и приятного воздуха. Тут на белых кремовых полках, закрытых полотном прозрачного стекла она увидела ряд красивых пирожных. Поджаристые и запечённые различного теста складываются в удивительные формы и образы, внутри которых самая разнообразная начинка, покрытые шоколадом и глазурью, кремом с орехами и мармеладом.

В тёмно-багровых стенах кондитерской пекарни Сериль чувствует, как внутри неё разливается приёмное тепло, ей тут намного приятнее, чем на улице, где отовсюду доносится слабое завывание непокорного народа, грозящего мечтами о независимости. Из пары десятков круглых столиков занято всего три, и за ними девушка увидела одну знакомую рыжеволосую женщину, но это приятных ощущений не вызвало, и она резко отвернулась.

— Вам что-то подать? — вопросила продавщица в белом фартуке и колпаке.

— Да, дайте, пожалуйста, мне два пирожных, — Сериль показала на печёные сладости, покрытые шоколадом. — Вот этих.

— Хорошо.

Ничего не предвещало беды, но тут на всю кондитерскую раздался неприятный пронзительный возглас:

— Сериль, ты ли это!?

— Ох, нет, — прошептала девушка, смотря, как в её сторону топает рыжеволосая дама, облачённая в длинное кожаное пальто, совершенно не подходящее к её среднему росту и простодушно-крестьянским лицом.

— Вы что-то хотели, Элизабет? — спросила Сериль.

— Да так… посмотреть на оккупантскую дрянь, — с ненавистью заявила женщина в пальто. — Ты же у нас жена военного. Ты же прислуживаешь тем

— Послушай, тебе в прошлый раз выбитого зуба мало было, — Сериль убрала сладости в сумку. — В школе нас, слава Богу, разняли, а здесь я могу всю челюсть вычистить от зубов.

— Ничего не давать этой имперской суке! — закричала как раненный альбатрос женщина. — Гнать тебя тварь надо и выводок твой поганый!

И тут же раздался смачный шлепок, Сериль со всей силы приложила ладонью о щёку Элизабет, и та аж скрючилась, придерживаясь за лицо.

— Ох… ух, ты ответишь за это!

— А ну заткнулись! — в спор вступила и крупная продавщица. — Если собрались кудахтать курочки, то делайте это не здесь, иначе ментов вызову.

— Мы ещё поговорим, имперская поскуда.

Сериль быстро покинула заведение. Не впервой раз она сталкивается с приступами ненависти к себе и её подруги, тоже жёны военных и госслужащих имперской бюрократической машины, сталкивается с выпадами. Не такими стервозными, но всё равно от них остаётся неприятный остаток.

Сериль продолжила путь. Её ждут бумажки и кипа электронных документов, заваливших рабочий стол компьютера, ибо работа в Управлении Статистики Статистической Службы Министерства Сбора Информации Рейха по городу Великий Коринф всегда сопряжена с работой, наполненной неисчислимым количеством разного рода документации.

— Не хотите ли поговорить о спасителях наших — великих богах?

На этот раз к Сериль пристал коренастый пышнобородый черноволосый мужчина, в странном балахоне кремо-белого цвета, и размахивая какой-то книжкой продолжает её уговаривать крепким низким голосом:

— Великие боги некогда дали нам свободу… Коринфский Полис, Демократическая Эллада, Спарта — все они стали свободными, когда боги своим могучим дыханием сокрушили старый порядок.

— Кризис, разруха, алчность и жестокость — вот ваши боги, сокрушившие старый мир. Нет никоих богов, и ты это знаешь. Бог же — Един.

— А, ты боишься, что нас услышат имперские шавки и церковники. Не бойся, ибо боги зрят твоё сердце и ждут от тебя смелости. Мы проведём великий акт жертвоприношения, и они даруют нам победу нам ложным правителем.

К двум подошли сотрудники полиции в чёрных одеяниях и экипированных бронежилетами с касками, а на бедре у каждого висит небольшой автомат.

— У вас всё в порядке? — прозвучал грозный вопрос.

— Да, он всё говорит про каких-то богов, — тут же, без зазрения совести, сдала девушка язычника. — Заберите его от меня.

— Что? — ошарашенно заявил жрец. — Вы не смеете? Вы попираете мои права.

— Пройдёмте с нами в отделение, — тут же схватили под руки полицейские жреца.

— Не-ет! Не имеете права!

Язычник не долго брыкался и в один момент повис на руках полицейских и им пришлось тащить его до машины, чтобы запихать и увести. На глазах девушки развернулась не первая и не последняя сцена задержания, и Сериль остаётся только гадать, сколько пройдёт времени, прежде чем жители Великого Коринфа примет Рейх и перестанут лелеять безумную идею о независимости.

Сериль снова продолжает путь, напряжённо осматриваясь по сторонам, ведь с любой стороны может прыгнуть очередной последователь свободного духа южных Балкан и облик мятежа многолик — обычные люди и даже нищие, бредящие о несбыточном. Но пытливый ум девушки задаёт себе вопрос:

«Почему здешние власти ничего не предпримут? Почему они только по одиночке отлавливают отчаянных радикалов? Вот Фемистокл, ему сам Канцлер доверил следить за выполнением соглашений, почему-то не смотрит за тем, что происходит. Сериль невольно обращается к памяти, где звучат хвалебные фразы имперской пропаганды, которая ставила Фемистокла, как человека, второго «после Канцлера», ибо он смог целый регион привести под власть императора, без большой крови и выстрелов, а значит повелитель земель от Геркулесовых столбов до града Константина ему доверяет и вверяет попечение о землях балканских. Но ничего хорошего не произошло… полицейских, которые служат Рейху, становится всё меньше, а их место занимает Милиция Балканской Автономии, которая занимается преимущественно бумагомарательством; её знакомые с севера рассказывают, что появилось какое-то подпольное движение «Свободная Македония», которое устраивает саботажи и налёты, похищает людей и грабит магазины; ненависть местных продолжает увеличиваться — «истинные греки» могут нахамить в магазине или отвести за угол и избить. А Фемистоклу до этого нет дела, он продолжает рапортовать в Рим, что всё в порядке, уверяя Канцлера, что располагать на территории южных Балкан отделения Инквизиции и Культа Государства ещё рано, что нужно подготовить почву для их водворения на землю «греческую».