Падение "ангелов" - [32]

Множество людей с сокрытым сожалением относятся к этим людям, облачённых в нищие одежды мятежа. Сериль видит по глазам проходящих, что они рады бы поддержать митингующий люд, но бояться полиции и немногочисленных инквизиторов.

Сериль не стала смотреть на это безобразие, понимая, что скоро этих мятежников заберут в участок, где скорее дело передадут в суд и отправят их в колонию. Но всё равно это не даёт спокойствия и Сериль чувствует, что некое напряжение повисло в воздухе, кажется, словно город вот-вот готов взорваться от мятежных настроений.

Минуя площадь, женщина вышла на небольшую улицу, образованную между двух линий высотных зданий и ведущую на прямо в какой-то парк, чьи зелёные образы манят через прохладный переход.

— Подайте бедному нищему, — пристал тут же к девушке старый оборванец в лохмотьях.

— Ты не для себя берёшь, — Сериль потянулась к карману, одновременно смотря на нашивку синего цвета, украсившую плечо полудырявой сине-джинсовой куртки. — Ты сторонник бывшей партии.

— И чё? Ты хоть знаешь, что мы стоим за великое дело.

— Видела я таких, — фыркнула Сериль, вспоминая детство, проведённое в Пиренейской Теократии, и толпы фанатиков, которые ради «свободы от испанской диктатуры» готовы были рвать и метать. — Вы на всё пойдёте ради мнимой свободы.

— Мнимой!? Мнимой!? — разъярённо стал вопрошать нищий, почёсывая себя за чумазую грубо стриженую бороду грязной рукой. — Почему я не могу молиться своим богам? Почему я не могу заказать себе наркоты, сколько хочу? Почему я не могу вызвать себе… кхм… девок? Почему вдруг это стало преступлением!?

— Вот она ваша свобода, — усмехнулась Сериль. — Наркотики, интим и язычество… не слишком впечатляет.

— У нас был свой парламент, а не кучка марионеток на подачках у Канцлера! У нас был свой либеральной президент и независимый суд! — нищий опустил голову вниз, скорбно покачивая и приговаривая. — Всё это похерил твой Канцлер. Он отобрал у нас нашу свободу.

— Вспомните, как вы жили? — Сериль ускорила шаг, пытаясь как можно скорее миновать переулок, стуча каблуками невысоких туфель по асфальту.

— И-и-и? — возопил нищий. — Зато у нас была наша свобода!

— Ты вообще откуда взялся?

— Меня ваш Канцлер сделал таким! — нищий схватился за свою одежду. — Раньше я был крупным торговцем медпрепаратов… а теперь, — всхлипнул бедняк.

— А, это вы втридорога продавали медикаменты, а на самые простые лекарства задрали цен раз в десять.

— Это сущность капитализма и свободного рынка. Ты ничего не понимаешь!

— Теперь непонятна ваша ненависть к Канцлеру. Рейх вам не даёт обдирать людей, не даёт опуститься на самые глубины похоти и распутства.

— Твой Рейх ничего не стоит. Скоро вся власть снова окажется у нас. Все диктатуры обречены, — окончив тираду, бедняк сделал голос более умилительным и снова решил давить на жалость, протянув руку. — Так ты не дашь ничего старому нищему… как же твой Бог такое оценит?

Сериль положила что-то на тканевую перчатку, с обрезанными пальцами что-то и ускорила шаг, вырываясь из объятий холодного и мрачного перехода. Гримаса лёгкой злобы скривила грязнённый лик нищего, когда он увидел, что на его ладони не звонкие яркие монеты, а всего лишь пара конфет в серебристой обёртке.

Впереди её ждёт парк, представленный небольшим круглым участком земли, прерванным двумя дорожками. Вокруг фонтана, украшенного бронзовыми статуями двуглавых орлов, всё выложено брусчаткой, которая упирается в высокий бордюр, за которым проросла зелёная изгородь из деревьев и кустарников. Сериль так и хотела бы присесть на одну из гранитовых лавок и послушать журчание воды, посмотреть как в величественных бронзовых изваяниях отражается растительный каскад, но ей нужно идти на работу.

И даже тут ревнители былой свободы не смогли удержать порыв души нечестивый от того, чтобы не измалевать одну из статуй орла надписями мятежа. «Смерть тирану», «долой Рейх и Канцлера», «Верните нам нашу свободу и богов», — прочла Сериль на одной из статуй, понимая, что эти записи долго не продержаться и скоро их сотрут.

Миновав парк, она выла на ещё одну улицу, уложенную бетонными плитами красно-зелёной покраски и устилающих подножье трёхэтажных зданий. Тут она стала свидетелем ещё одной сцены, которую развернули митингующие:

— Разойдитесь, иначе к вам будет применена сила! — раздался голос одного из пятнадцати полицейских, которые выстроились напротив двадцати митингующих.

«Верните нам свободу», «Допустить партию свободы в парламент!», «Свободу вероисповеданий!», «Заберите вашего Христа и дайте нам богов!», «Верните индустрию интима!» — такие речи Сериль смогла прочесть на плакатах, и ей стало не по себе того, насколько люди могут держаться за ветхий закон кризиса.

— Огонь! — приказал начальник полиции.

Стража порядка положила на плечо дробовики, и раздался оглушительный залп, секундная вспышка промелькнула и мгновенно двадцать человек упали как подкошенное снопом сено, плакаты и знамёна рухнули наземь. Гражданские стали разбегаться с криками и воплями в сторону, но Сериль остановилась, продолжая краем глаза всматриваться в то, что происходит дальше. Люди не умерли, лишь с криками и стенаниями елозят и катаются по земле, держась за брюхо.