Падение ангела - [63]

При этих порядках, которые завел Тору, с Хондой, хотя его называли господином, хозяином, обращались небрежно, редкие же гости хвалили Тору, что в такое время у него в доме красивые и воспитанные служанки. Тору, позволяя Хонде жить ни в чем не нуждаясь, продолжал его оскорблять.

Закончив завтрак и приведя себя в порядок, Тору перед тем как отправиться в университет обязательно посещал флигель, где жила Кинуэ. Та встречала его полулежа на кушетке, накрашенная, одетая в домашнее платье. Ее новыми чарами стало притворяться больной.

В такие моменты Тору обращался к уродливой помешанной по-настоящему мягко и заботливо. Сев рядом, он говорил:

— Доброе утро. Как ты себя чувствуешь?

— Ничего. Спасибо, сегодня ничего… Но ведь красивые женщины такие слабые, утром я только накрасилась и вот без сил повалилась на кушетку, всего-то и могу сказать: «Ничего. Спасибо, ничего», в этом мире эфемерной красоте и воспарить некогда. Красота колеблется, будто тяжелый цветок, закроешь глаза, повиснет на веках. Ну, как? Это единственное, чем я могу отблагодарить тебя, я сделала это для тебя. Я очень тебе благодарна. В этом мире лишь ты тот единственный мужчина, который добр ко мне: ничего от меня не требует, выполняет мои желания. С тех пор как я сюда приехала, я вижусь с тобой каждый день, поэтому могу никуда не выходить, вот если бы еще и твоего отца не было.

— Успокойся. Он вот-вот подохнет. В сентябре я все здорово обделал, и дальше пойдет, как по маслу. В будущем году куплю тебе кольцо с бриллиантом.

— Вот здорово! Я буду ждать. Сегодня у меня еще нет бриллиантов, достаточно цветов. Пусть сегодняшним цветком будет та белая хризантема из сада. Сорвешь ее для меня? Как я рада! Нет, не ту. Ту, что в горшке. Да, большую белую хризантему, у которой лепестки свисают, как нитки.

Тору безжалостно сломал хризантему, которую Хонда старательно выращивал в горшке, и вручил ее Кинуэ. Кинуэ, словно страдающая от болезни красавица, лениво повертела цветок в пальцах, а потом изобразила полуулыбку и воткнула хризантему в волосы.

— Ну, иди, счастливого пути. Ты опаздываешь. Вспоминай обо мне между занятиями, — и помахала на прощание рукой.

Тору отправляется в гараж. Заводит спортивный «Мустанг», который потребовал у отца в подарок этой весной, когда поступил в университет. Если неторопливые, романтичные корабли так впечатляюще режут синие волны, взбивая воду и оставляя за собой пенный след, то как бы мог рассекать толпу ничтожных людишек тонкий, чувствительный механизм восьмицилиндрового «Мустанга», рвать вдоль и поперек скопление тел, разбрасывая во все стороны красные брызги, подобно тому как корабль разбрасывает белые брызги пены.

Но «Мустанг» был под контролем. Укрощенный, взнузданный, усмиренный. Люди с восторгом смотрели на острый спортивный автомобиль, они словно видели сверкание клинка, а сам он, чтобы доказать, что не является оружием, сверкая покрытием капота, выдавливал из себя улыбку.

Машина, которая может двигаться со скоростью двести километров в час в окрестностях района Хонкё, где было полно спешащих с утра на работу людей, ехала со скоростью сорок километров в час, что само по себе было для нее жутким унижением.

…Инцидент третьего сентября.

То, что произошло между Тору и Хондой, явилось продолжением случившейся в тот день утром незначительной ссоры.

Летом Хонда спасался от жары в Хаконэ, поэтому был счастлив, что они с Тору не встречались. После того как у него сгорела дача в Готэмбе, он больше не хотел иметь загородный дом, на участке в Готэмбе так и осталось пепелище, а Хонда каждый год летом, чтобы избежать жары, которую трудно переносил, жил в гостинице в Хаконэ. Тору больше бывал в Токио, ему нравилось путешествовать на машине с друзьями: они ездили к морю или в горы. Когда второго сентября Хонда вернулся в Токио и они, не видевшись довольно долго, снова встретились, прозрачные глаза на загоревшем до черноты лице Тору пылали гневом — Хонду это напугало.

— Что это с моей камелией, — невольно воскликнул Хонда, выйдя третьего числа утром в сад. Старое дерево, которое росло перед флигелем, было срублено под корень.

Летом в доме неотлучно находилась Кинуэ, которая поселилась во флигеле в начале июля. Кинуэ появилась у них после того, как, получив рану на лбу, Хонда стал бояться Тору и поступал так, как тот скажет.

Услышав его голос, Тору вышел в сад. В правой руке он держал кочергу. Спальня Тору была переделана из бывшей приемной для важных клиентов, поэтому там остался единственный в доме камин и даже летом на гвозде висела кочерга.

Конечно, Тору знал, что стоит ему просто взять ее в руки, как помнивший недавнюю рану на лбу Хонда сразу, как собака, подожмет хвост.

— Зачем ты ее взял? На этот раз я обращусь в полицию. В тот раз я стерпел, потому что не хотел позорить наше имя, но теперь не стану, — собрав все силы, выговорил Хонда, плечи его дрожали.

— У тебя же есть трость. Ею можно защищаться.

Хонда предвкушал, как он вернется в начале сентября домой и увидит распустившиеся на дереве цветы, которые будут отражаться в гладком, словно отполированном стволе, напоминающем розовую кожу прокаженного. Вернулся и увидел сад без камелии. Этот новый, совсем непохожий на прежний сад, конечно, создало сознания Алая.