Падение Аккона - [92]

Начинался рассвет. Солнце подобно ярко-красному апельсину всплыло над щербатыми горами Мокаттам, выхватило вершины мечетей и бесчисленных минаретов. Сейчас должны были открыть ворота. Настало время приблизиться к пасти льва.

13

Одержимый бессильной злобой на свою собственную глупость, Мак-Айвор смотрел в небо. Вместе с другими рабами, которых этим утром привели на продажу в караван-сарай Гази Абдула Гахарки, он лежал спиной на каменных плитах внутреннего двора. Так было легче терпеть тяжесть деревянного ярма, которое сжимало его руки на одном уровне с шеей.

Над Мак-Айвором высокие стены хана[30] вырезали из каирского неба большой прямоугольный кусок. За несколько минут бархатная чернота, заполнявшая этот прямоугольник, сменилась предутренними сумерками. Но и серый цвет продержался на небе недолго. Зелёный луч прогнал вялую серость и вскоре уступил место красно-золотому потоку солнечного света.

Но, погруженный в свои мрачные мысли, Мак-Айвор не замечал игры небесных красок. Он сердился на себя и предпочёл бы надавать себе пощёчин за легкомыслие, которое стоило ему всех драгоценных камней, спрятанных в желудке.

Как же он мог сожрать этот жирный суп из остатков баранины, который вчера вечером раздали приведённым в караван-сарай рабам? И это после трёх дней, в течение которых он ничего не ел! Где была его голова?!

Конечно, она была занята мыслями о Тарике, Герольте, Морисе и о Святом Граале. Но это обстоятельство никак не могло оправдать Мак-Айвора в его собственных глазах. Следовало помнить, что на богатую жиром пищу внутренности могут дать бурный ответ! Именно это и случилось! Среди ночи они взбунтовались.

Спасти изумруды и рубины, оставаясь вместе с другими рабами, было совершенно невозможно. Один из темнокожих надсмотрщиков Гази Гахарки отвёл его в отхожее место и лишь на время убрал свою левую руку с его ярма. Так драгоценные камни исчезли в зловонной дыре. Теперь у него оставались лишь два куска золота. Ну почему он проглотил эти камни, вместо того чтобы отдать их Тарику, а себе забрать золото? Ведь монет, все ещё хранившихся в шёлковом поясе под его туникой, ни за что не хватит, чтобы выкупить себе свободу! С их помощью в лучшем случае удастся подкупить надсмотрщика.

Минарет мечети, примыкавшей к восточной стене караван-сарая, пронзил прямоугольник неба над головой Мак-Айвора. Муэдзин поднялся на деревянную галерею, опоясавшую вершину минарета, приложил ладони ко рту и огласил городские кварталы призывом к утренней молитве. Крик муэдзина спугнул коршуна, сидевшего на золотом куполе под полумесяцем. Птица сделала пару кругов и вернулась на прежнее место.

— Тамплиер, ты знаешь, что муэдзином может быть только слепой? — спросил Мак-Айвора чей-то грубый голос по соседству. И, не дождавшись ответа, продолжит: — Потому что, если бы на молитву звал зрячий муэдзин, в этот момент он мог бы увидеть в каком-нибудь дворе или на крыше дома женщину с открытым лицом.

Его сосед — человек по имени Тимоти Тёрнбул из Ливерпуля, полжизни прослуживший в Святой Земле простым солдатом, а последние семь лет носивший цепи раба, издевательски усмехнулся.

— Аллаху, и прежде всего мужчине, которому принадлежит гарем, это не понравилось бы. На улицах города и в деревнях можно встретить множество женщин с открытыми лицами. Но правоверных мусульман это не беспокоит. Наверное, потому, что это простые работницы и служанки, которым приходится работать, а не жить в гаремах.

Тимоти глубоко вздохнул.

— Странно, что я думаю о таких пустяках. Ведь в ближайшие часы решатся наши судьбы.

— Мне в голову тоже почему-то приходят одни пустые мысли, — сказал Мак-Айвор. Он приподнялся и сел. Деревянное ярмо давило так, будто на шее у него висел мельничный жёрнов.

Во дворе караван-сарая кроме Мак-Айвора лежали ещё около сорока невольников. Под сводами за множеством колонн располагались и просторные стойла для вьючных и верховых животных, и дюжина комнат, которые Гази Гахарка сдавал торговцам. На верхнем этаже были покои, в которых отдыхали купцы. Некоторые из торговцев, а также слуги караван-сарая, услышавшие крик муэдзина, расстелили перед собой коврики, упали на колени и, обратившись лицом в сторону Мекки, начали утреннюю молитву. Призыву с минарета последовали и некоторые рабы. Среди несчастных, окружавших Мак-Айвора, находились матросы и пассажиры с «Калатравы». Но большинство невольников составляли все-таки уроженцы здешних мест, которых хозяева привели нынешним утром в караван-сарай, чтобы перепродать.

Тимоти Тёрнбула, который после семи лет мучений состоял только из кожи, костей и жил, на невольничий рынок Каира пригнали уже в третий раз. После того как Тимоти пять лет отработал в каменоломнях у подножия гор Мокаттам, его первый хозяин оказался в бедственном положении и пригнал Тимоти вместе с другими пятнадцатью рабами к Гази Абдулу Гахарке. Там его выкупил хозяин рудника. Но спустя несколько недель Тимоти постигло несчастье: он сломал руку в нескольких местах. А когда рука срослась, то перестала сгибаться.

— У тебя есть тема для разговора поинтереснее? — спросил Мак-Айвора Тимоти, который, видимо, смирился со своей судьбой.