P.S. I Dare You. Я бросаю тебе вызов - [35]

Я не плакса.

Я не плачу. Никогда.

Но меня никогда еще не били словами так больно, как это сделал Колдер.

– Что случилось? Ты в порядке? – Она садится в кресло по другую сторону моего стола, и я промокаю уголки глаз скомканной туалетной бумагой, которую ухватила в женском туалете по пути назад в свой кабинет. – Тебя уволили?

Я смеюсь, глядя на нее мокрыми глазами.

– Если бы меня уволили, я бы сейчас праздновала это, а не горевала бы.

– Хорошо, тогда скажи мне, что случилось, – она подается вперед и накрывает ладонью мою руку. – Это из-за Колдера, да?

Я не сказала ей, что сошлась с ним в «Лоури» на прошлой неделе. Лилли была слишком увлечена разговором с каким-то самозваным музыкальным продюсером, приехавшим в Нью-Йорк из Филадельфии и сыпавшим громкими именами, словно безумный. Но следует сказать в ее защиту, что он был ужасно милым и забавным. Она могла выбрать собеседника и похуже.

– Что? Ты переспала с ним? – Она хлопает ладонью по столу. – Ну ты и развратница!

– Пожалуйста, не говори никому. Я не хочу, чтобы это всплыло.

– Солнышко, ты правда думаешь, что кому-то есть до этого дело? Все слишком заняты тем, что лижут ему задницу, с тех пор как узнали, что он наш новый босс. Никто не пытался переспать с ним, не обижайся уж, – Лилли смеется. – Мне кажется, мы все просто пытаемся попасть в милость к нему, на тот случай, если он решит сократить штат или произвести замены. Но все равно я никому не скажу об этом, обещаю.

– Спасибо.

– Но почему ты плачешь?

Я снова промокаю глаза – с того момента, как Лилли вошла в кабинет, слезы почти унялись. Я полагаю, ее присутствие так действует на всех. Маленькая Мисс Солнышко.

– Потому что он сделал именно то, чего я от него ожидала, – объясняю я.

– Ой, да ладно. Признай честно, на нем прямо крупными буквами написано «сердцеед», – говорит она. – Сын миллионера, красивый, как какой-нибудь греческий бог. – Она подмигивает и приподнимает руки, изображая рельефные бицепсы статуи. – Ходит тут, играет мышцами, смотрит на всех холодным взглядом. Это дико соблазнительно. И можешь считать, что тебе повезло отведать это лакомство.

Слышала бы Лилли себя сейчас!

Такие девушки, как она, отчасти виновны в том, что парни, подобные Колдеру, таковы, каковы они есть. Мы позволяем им считать, будто они везунчики, и убеждаем себя, что мы должны расценивать как везение и знак отличия то, что они соизволили нам присунуть.

– Надеюсь, у тебя все хорошо? – спрашивает Лилли, снова беря меня за руку. – Парни – это отстой, а такие парни, как он, вообще полный отстой. И ни одна женщина на свете не заставит их стать другими.

– Аминь, – я комкаю туалетную бумагу и выбрасываю в мусорную корзину.

– Мне нужно идти. Сообщи мне, если тебе что-нибудь понадобится, ладно? – Лилли поднимается из кресла, взмахивает рукой и выходит из кабинета, постукивая высокими каблуками.

Взяв верхний отчет из стопки, лежащей на моем столе, я приступаю к работе, и к тому времени, как я заканчиваю читать два следующих документа, уже приближается время обеда. В желудке у меня урчит. Достав из ящика стола свою сумочку, я встаю из-за стола и даю себе тридцать секунд на то, чтобы выбрать между индийским ресторанчиком на углу или чем-нибудь отвратительным в пару к моему настроению.

Но не успеваю я выйти из своего кабинета, как натыкаюсь на мистера Уэллса.

– Аэрин, я надеялся перехватить вас до того, как вы уйдете. У вас есть пара минут? – спрашивает он. Под мышкой у него кожаная папка – должно быть, он только что вышел с совещания.

– Конечно.

Мы направляемся обратно в мой кабинет. Мистер Уэллс закрывает за собой дверь. Я сажусь к своему столу.

– Все в порядке? – спрашиваю я. Если мне повезло, Колдер дернул кое за какие ниточки или сотворил какое-нибудь чудо, и его отец пришел сказать мне, что я свободна.

– О да, да. – Мистер Уэллс улыбается и садится в то же кресло, которое прежде занимала Лилли. – На самом деле, все идет отлично. Я просто хотел узнать – как дела у вас с Ко-Джеем?

Так странно слышать, как кто-то называет Колдера-младшего «Ко-Джей». Это ему совершенно не подходит. Он не похож на какого-то «Ко-Джея».

Он выглядит совсем как Колдер. Мрачный, себе на уме, таинственный и не похожий ни на кого из тех, кого я знала прежде.

– Хорошо, – отвечаю я, стараясь не сказать лишнего. Я понятия не имею, что рассказал ему Колдер – или чего не рассказал.

– Отлично, отлично. – Он складывает ладони домиком перед лицом. – Тогда у меня есть одна дополнительная… задача, которую я хотел бы возложить на вас, пока вы здесь.

– Понятно.

– Мне нужно, чтобы вы присматривали за ним, – говорит он.

«Это только начало».

– В каком смысле? – спрашиваю я. Я не смею сказать ему, что только сегодня утром Колдер настоятельно потребовал, чтобы в следующие несколько недель мы видели друг друга как можно реже. – Просто дело в том, что он очень занят – вы же знаете. Я, по сути, вижу его не так уж часто.

– Знаю, – говорит мистер Уэллс, взмахивая морщинистой рукой. Он откашливается, это переходит в настоящий кашель, который быстро прекращается, но тем не менее мистер Уэллс запускает руку в карман и достает вишневый леденец от горла. – Понимаете, я пропустил последние десять лет жизни моего мальчика. И не хочу пропускать больше ни минуты. Он по-прежнему не желает иметь ко мне никакого отношения. Он не разговаривает со мной ни о чем, кроме дел. И сегодня утром до меня дошло, что мой сын – совершенно посторонний для меня человек, который просто носит мое имя. Я хочу узнать его, Аэрин. Я хочу узнать, кто он, какой он, что ему нравится, что его раздражает, что его радует.