Ожидание (три повести об одном и том же) - [2]

– Это у вас от ор­де­на?

Муж­чи­на по­смот­рел на пид­жак.

– Что?

– Это у вас ор­ден ви­сел?

– Ну, ор­ден.

– Вы его от­вин­ти­ли?

– Я его в шкаф уб­рал на са­мую верх­нюю пол­ку и наф­та­ли­ном по­сы­пал.

– Боль­но бы­ло?

– Что боль­но? – су­хо спро­сил муж­чи­на.

Ван­дер­буль по­крас­нел, ему ста­ло стыд­но, что он та­кой лю­бо­пыт­ный, но уж очень хо­те­лось уз­нать про вой­ну.

– Ну, ко­гда вас ра­ни­ло… – Ван­дер­буль ос­то­рож­но до­тро­нул­ся до но­ги в под­вёр­ну­тых брю­ках.

– А-а, – ска­зал муж­чи­на. – Те­бе сколь­ко лет?

– Шесть.

– Боль­шой му­жик.

Ми­мо шли лю­ди в паль­то на­рас­паш­ку. Ван­дер­буль смот­рел в их спо­кой­ные ли­ца.

– Ку­да же вы ми­мо? – спро­сил он.

Ос­та­но­вил­ся ка­кой-то па­рень без кеп­ки. Ус­та­вил­ся на Ван­дер­бу­ля.

– Мы день­ги про­сим, – объ­яс­нил ему Ван­дер­буль.

Па­рень по­крас­нел, при­нял­ся ша­рить в кар­ма­нах.

– Мел­ких не­ту, – ска­зал он с тос­кой.

Ван­дер­буль под­нял кеп­ку.

– Это ни­че­го. Да­вай­те, ка­кие есть.

Па­рень по­крас­нел ещё пу­ще.

– У ме­ня ни­ка­ких не­ту, – про­бор­мо­тал он и за­ми­гал от до­са­ды.

Муж­чи­на за­сме­ял­ся:

– Спа­си­бо, бра­тиш­ка… Хо­чешь, возь­ми на трам­вай.

– Что вы! – по­пя­тил­ся па­рень. – Из­ви­ни­те… – И бы­ст­ро по­шёл, поч­ти по­бе­жал.

Муж­чи­на смот­рел ему вслед. Гла­за его мед­лен­но гас­ли.

– Пой­дём, я те­бя мо­ро­же­ным уго­щу или, хо­чешь, кон­фе­та­ми.

– По­си­дим ещё. По­го­во­рим луч­ше про вой­ну, – Ван­дер­буль по­ло­жил кеп­ку се­бе на ко­ле­ни. – Вы, на­вер­но, бы­ли ге­рое­м-тан­ки­стом.

Муж­чи­на опус­тил го­ло­ву, ца­рап­нул пя­тер­нёй не­бри­тую щё­ку и, слов­но сде­лав для се­бя от­кры­тие, ска­зал удив­лён­но:

– Вот ка­кое сло­во про­кля­тое – «был». Это не твоя ма­ма спе­шит?..

По на­бе­реж­ной бе­жа­ла Ван­дер­бу­ле­ва ма­ма. Ря­дом с ней то­ро­пи­лась Люд­ми­ла Та­ра­сов­на, двор­ник. Они бе­жа­ли сквозь го­лу­би­ные стаи.

Ван­дер­буль хо­тел крик­нуть: «Ма­ма, ма­ма, да­вай! Кто впе­рёд?»– но ма­ма уже схва­ти­ла его, под­ня­ла на ру­ки и так креп­ко стис­ну­ла, слов­но кто-то чу­жой и не­до­б­рый пы­тал­ся его от­нять.

Кеп­ка упа­ла. По гра­нит­ной пли­те по­ка­ти­лась чу­жая медь.

– Раз­ве так мож­но? – ис­пу­ган­но про­шеп­та­ла ма­ма.

Муж­чи­на при­под­нял­ся, по­смот­рел на ма­му с ус­меш­кой.

– Под­со­би, се­ст­рён­ка, сво­ей тру­до­вой мо­не­той ин­ва­ли­ду, ко­то­рый мог бы стать ге­рое­м-тан­ки­стом.

Ма­ма кру­то по­вер­ну­лась и по­бе­жа­ла к мос­ту, уно­ся на ру­ках Ван­дер­бу­ля.

– Ты за­чем ме­ня не­сёшь? – кри­чал Ван­дер­буль. – Мы хо­те­ли по­есть мо­ро­же­но­го!

Двор­ник Люд­ми­ла Та­ра­сов­на сле­до­ва­ла за ни­ми со спо­кой­ным соз­на­ни­ем вы­пол­нен­но­го дол­га. Она обо­ра­чи­ва­лась, кри­ча­ла муж­чи­не:

– Бес­со­ве­ст­ный! Гла­за, как у си­ро­ты, а ку­ла­ки-то, как у раз­бой­ни­ка. Вер­нул­ся. Ишь, ро­жа крас­ная. Се­го­дня до­ло­жу уча­ст­ко­во­му, что ты опять за­сел тут.

При­дя до­мой, ма­ма по­са­ди­ла Ван­дер­бу­ля в го­ря­чую ван­ну. Она мы­ли­ла его хвой­ным мы­лом. Тёр­ла ро­зо­вой по­ро­ло­но­вой губ­кой.

– Он ге­рой! – кри­чал Ван­дер­буль.

Ма­ма мол­ча оку­на­ла его с го­ло­вой в во­ду. У Ван­дер­бу­ля изо рта вме­сто гнев­ных слов вы­ле­та­ли мыль­ные пу­зы­ри.

Ма­ма рас­тёр­ла его мох­на­тым по­ло­тен­цем. А ко­гда при­шёл отец, она рас­ска­за­ла ему ти­хо:

– По­ни­ма­ешь, он си­дел с ни­щим, вы­пра­ши­вал день­ги.

– Бы­ва­ет, – ска­зал отец.

– Нет, ты ему объ­яс­ни.

Отец по­шёл в дру­гую ком­на­ту – ис­кать сво­его сы­на под ши­ро­ким ди­ва­ном.

А Ван­дер­буль сто­ял в ко­ри­до­ре. Он ри­со­вал на свет­лых обо­ях раз­ру­шен­ный го­род и танк. Танк го­рел. От не­го от­пол­зал че­ло­век. Че­ло­век не мог полз­ти бы­ст­ро. Его но­ги ле­жа­ли воз­ле го­ря­ще­го тан­ка. Они бы­ли по­хо­жи на ста­рые ва­лен­ки.

– Раз­ве это танк? – ус­лы­шал он го­лос по­за­ди се­бя.

За его спи­ной сто­ял отец.

Отец взял у не­го ка­ран­даш и по со­сед­ст­ву на­ри­со­вал дру­гой танк, с мо­гу­чи­ми гу­се­ни­ца­ми и длин­ной пуш­кой. Та­кой танк, по мне­нию Ван­дер­бу­ля, не мог го­реть. Он мог толь­ко ид­ти впе­ред от по­бе­ды к по­бе­де.

– Слу­шай, – ска­зал отец, – да­вай по­го­во­рим об этом де­ле.

– А ес­ли ему на вой­не ото­рва­ло но­ги?

– Это не оп­рав­да­ние.

– Он на вой­не был ге­ро­ем, у не­го ор­ден.

– Тем бо­лее.

Ван­дер­буль ри­со­вал на обо­ях пу­ли. Они ле­те­ли, слов­но осен­ние злые му­хи.

В ко­ри­дор вы­шла ма­ма. Она при­нес­ла мяг­кую ре­зин­ку, ко­то­рая на­зы­ва­ет­ся кляч­кой. При­ня­лась чис­тить обои.

– Пусть бу­дет, – ска­зал ей отец.

– Но мы не од­ни жи­вём в квар­ти­ре.

– Моя кар­ти­на ни­ко­му не ме­ша­ет, – ска­зал Ван­дер­буль.

Отец его под­дер­жал.

– Всё рав­но её не со­трёшь.

Ма­ма уве­ла Ван­дер­бу­ля спать.

Ван­дер­буль во­ро­чал­ся, смот­рел в по­то­лок, рас­чер­чен­ный го­лу­бы­ми пря­мо­уголь­ни­ка­ми.

Отец и мать го­во­ри­ли за две­рью. Го­лос у ма­мы был бес­по­кой­ный:

– Ты, ка­жет­ся, не так ему объ­яс­нил. Ты бы ему ска­зал, что этот че­ло­век пья­ни­ца и без­дель­ник. Что но­ги он по­те­рял… ну, по­пав под трам­вай, что ли.

– Я это­го не знаю, – от­ве­тил отец. – Ну, ус­по­кой­ся.

«За­чем ме­ня мы­ли мы­лом? – ду­мал Ван­дер­буль. – Я ведь вче­ра ку­пал­ся». Све­то­фор с пе­ре­кре­ст­ка бро­сал в по­то­лок зе­лё­ные, жёл­тые, крас­ные вспыш­ки. Ван­дер­буль смот­рел на них, по­ка ему не ста­ло ка­зать­ся, что он идёт по зе­лё­ным, жёл­тым и крас­ным пли­там. А во­круг ни­ко­го. Толь­ко жуж­жат пу­ли и ра­нят его од­на за дру­гой.