Ожерелье вечности - [57]

Извечна тема времени теченья, -

Мы существуем лишь какой-то миг.

Уходят в прошлое слова-мгновенья,

А нам на память — шёпот, фраза, крик…

Мария решила пойти на хитрость, подобрала хворостину и хлестнула по другому боку козы, откуда та не ожидала никакого подвоха. От неожиданности коза метнулась к хозяйке, ища спасение от неведомой опасности. Мария живо ухватила негодницу за ошейник и повела в загончик, где подойник уже ожидал своего часа.

— Ну, вот, додумалась. На Бога надейся, а сам не плошай, — люди не зря же так говорят. А то сидела бы, ждала бы неизвестно чего, а мы тут с Кирюшей без молока бы остались. Разве ж это справедливо? — Афанасий не отставал от хозяйки, с интересом наблюдая, как белые струи с шипением бьются о подойник. Он зажмурил свои круглые жёлтые глаза, представляя, как он сейчас будет лакать ещё тёплое молочко. Мария, увидела его облизывания и невольно улыбнулась, — Афанасий был настоящий мужичок, хоть и домовой. Видимо, когда Николай задумывал этот дом, не оставил без внимания и его хранителя, придав ему большую долю материальности, чем обычно. Пока хозяин был дома, Афанасия не было ни видно, ни слышно. Но однажды, не выдержав ночных рыданий Марии над больным Кирюшей, он вышел на свет, немало её напугав. Но потом Мария привыкла к нему, она находила у него понимание и поддержку, трезвый взгляд на вещи и практическую сметку. Правда, у него была небольшая особенность, которая со временем превратилась в недостаток, — он ничего не оставлял без своего внимания, без своего комментария, обычно поучительного содержания. Сначала Мария напрягалась от его поучений, просто из самолюбия, по молодости, когда думала, что и сама всё знает и понимает, но, убедившись не один раз в его правоте, прониклась к нему уважением и часто думала, что ей одной, без Афанасия, было бы совсем невыносимо. А тот, взяв её под опеку, часто не стеснялся в выражениях, лишь при Кирилле вёл себя более прилично, считая того новым хозяином.

Когда Мария возвращалась с молоком в дом, увидела, что дверь открыта, хотя она точно помнила, что закрывала, когда уходила. Озадаченная, она осторожно заглянула в комнату, и подойник с молоком полетел у неё из рук, обдавая всё вокруг белыми брызгами. Афанасий не смог удержаться от замечания:

— Эх, ну, что ты такая неумеха! Лишила-таки нас молочка, косорукая!

А она, растерянная, переводила взгляд с пролитого молока на человека, сидевшего в кресле, и обратно, и не находила слов, чтобы выразить охватившее её смятение. Это был Николай, ничуть не изменившийся за эти годы, время лишь немного посеребрило ему виски. Он встал, протянул руки и хрипло позвал:

— Мария!

Она же упала, как подстреленная птица, на пол без чувств. Афанасий всплеснул руками и запричитал:

— Да что же это делается, добрые люди! К ней муж вернулся, а она падать вздумала, ну, что за натура такая! Здравствуйте, хозяин! Я тут, если что, — застеснялся домовой и растворился в воздухе.

Тут отворилась дверь, и в комнату вошёл Кирилл. Оценив обстановку, он бросился к матери, приподнял её, встряхнул, позвал несколько раз, но Мария не приходила в себя. Тогда Кирилл, гневно сведя к переносице брови, спросил:

— Кто Вы такой и что случилось с мамой?

— Я — Николай. А мама просто лишилась чувств, при виде меня.

— Какой такой Николай? Не смейте играть чужими чувствами! Нашли где-то информацию о постигшем нас несчастье и теперь пытаетесь сыграть на этом? Не выйдет! Мой отец был героем и не опускался до дешёвых розыгрышей, — ответил Кирилл и заметил, как побледнел незнакомец. В это время Мария пришла в себя, услышала его последние слова и сказала:

— Кирюша, это он, твой отец. Я просто от неожиданности разлила молоко, как же так?

— Это? Мой отец? Но он чуть старше меня, мама! Посмотри лучше, этого не может быть!

— Да, он остался прежним, а вот я…

— Машенька, ты такая же, даже лучше, чем в моих воспоминаниях, не расстраивайся, я люблю тебя, теперь ещё больше, если это возможно! А это мой сын? Мой малыш? Какой красивый и большой!

— Прекратите разговаривать обо мне в третьем лице! Я, вообще, в состоянии поддержать беседу и даже быть иногда вежливым с незнакомыми людьми. То, что Вы мой отец, это я понял, но это ещё не причина, чтобы обращаться со мной, как с ребёнком.

— Какой ершистый, весь в тебя, мать.

Мария, уже заботливо усаженная сыном в кресло, сказала:

— О, укатали сивку крутые горки. Я совсем не такая теперь, горе сломило меня, подрезало крылья, да и ершиться не перед кем больше было. Но хватит обо мне. Расскажи о себе. Что с тобой случилось? Куда ты исчез в тот злополучный день?

— Так, мама, я понимаю, я, как всегда, не вовремя со своим "Хочу кушать!". Но с этим я ничего не могу поделать. Мой молодой организм требует топлива. Так, молочко, кажется, уже не по моим усам стекло и мне в рот не попало. Печально, но поправимо. Давай, ты посиди, а я быстро соберу на стол, что там есть у нас и будем совмещать полезное с приятным, — и он быстро стал накрывать стол для ужина, по привычке приготовил три прибора, но укоризненный взгляд материнских глаз быстро дал ему понять, что нужно добавить ещё один прибор. На столе появились несколько салатов из свежих овощей и аппетитные пироги. Кирилл быстренько положил себе на тарелку еду и сказал: