Ожерелье Иомалы - [4]

Лунд все терла бадейку мочалкой из травы-осоки. Руки ее так и мелькали. Тугая струя билась о босые ноги.

…Лет двадцать назад, с далекой большой реки, что течет где-то в полуденной стороне, пришли на Вину серебряные булгары, торговцы медом, воском, выделанной юфтью, грубыми циновками, железными ножами, наконечниками стрел и копий. Они привезли для обмена на меха медные браслеты, серебряные серьги, от которых глаза женщин племени биармов загорались, и они, подталкивая мужей в бока, просили на торге: Купи серьги! Купи браслет! Крепче буду любить!

На торжище, на берегу Вины, пришельцы обменивались товарами с биармами. Жители лесов несли меха куниц, соболей, белки, горностая. Иногда и заячий мех сходил за шкурку белого песца. В обмен получали изделия из железа, серебра и золота, арабские монеты с диковинными изображениями неведомых властелинов.

Среди гостей была девушка — темноволосая дочь булгарского купца. Биарм Вейкко, ловкий и хитрый охотник, тайком одарил ее самым дорогим мехом — черными соболями, обманом увел в лес и спрятал в охотничьей землянке. Чужеземцы долго искали девушку, но не нашли. Они думали, что девушка утонула в реке или заблудилась в лесах. Когда гости ушли в глубокой печали, Вейкко привел девушку в хижину отца и женился на ней. У них родилась дочь, которой дали имя Лунд Ясноглазая. Зимой мать Лунд заболела и больше не встала. Вейкко принес в дар Иомале горсть серебра, чтобы задобрить Богиню Вод, и стал растить дочь. Лунд забыла родные слова и заговорила на языке лесных людей.

Рейе тихонько ступил на мостик из сосновых жердей. Жерди прогнулись, плеснулась вода. Лунд испуганно вскрикнула и хотела бежать. Увидев Рейе, приложила руку к бьющемуся сердцу и подняла густую бровь.

— Ты, Рейе, крадешься, как лисовин!

— Твое сердце разве не чуяло, что я здесь? — спросил юноша. Лунд взяла бадейку за ушко.

— Давай, понесу! — попросил Рейе.

Они пошли рядом. Их провожали кусты ивняка. Певчий дрозд рассыпал свои трели. Травы нашептывали лесные сказки. Солнце обласкивало теплом непокрытые головы. Из-за деревьев подсматривали белки, и дятел стучал по сосновой коре. Сердца юноши и девушки бились в лад веселому стуку дятла.

Впереди открылась поляна, а за ней показались дерновые крыши землянок и приземистых бревенчатых хижин. Кое-где среди крыш торчали островерхие шатры, обтянутые берестой или звериными шкурами.

Городище Ой-Ял находилось вблизи реки, но, укрытое лесом, с берега было не видно. Чтобы выйти к реке, приходилось продираться сквозь ельник. Берег казался пустынным, хотя рядом жили люди.

Вина у обрыва глубока — не достанешь шестом. Быстрые волны разбивались о сваи причала. Спрятанные в зарослях ивняка, стояли кожаные лодки с каркасом из ивовых прутьев.

Рейе и Лунд приблизились к хижинам.

— Рутан пришел с моря, — сказала Лунд. — Если он увидит нас вместе, рассердится и станет требовать с отца долг: сто куниц. Все равно я не пойду за Рутана замуж. Скряга, жирный, некрасивый. Весь обрюзг, глаза как щелки.

Рейе неохотно отдал бадейку девушке.

— Скоро леса станут желтыми, — сказал он. — Мы тогда устроим свадьбу. Позовем на пир всех, кто нам люб. А до этого я должен добыть и продать побольше мехов, чтобы у нас были деньги.

— Рутан грозит отцу. Хочет увести меня к себе. Но я скорее умру! Он и ходит раскорякой, и сопит, как лось хромой!

— Если будет тебе трудно, я стрелу пущу в торговца, — сказал Рейе, нахмурившись. — Кто узнает, чья стрела будет торчать у него из-под лопатки?

— О, нет, не надо! Иомала покарает тебя! — воскликнула девушка. — Лучше я пойду к Богине Вод и положу ей в чашу серебряную монету. Иомала мне поможет. Она справедлива и мудра. Нам пора расстаться!..

Рейе бесшумно скрылся в зарослях ольшаника.

Невысокое строение из старых, почерневших от времени бревен глядело на улицу крошечным оконцем, затянутым рыбьим пузырем. Сразу за хижиной вставала стена леса. Внутри хижины вдоль стен — широкие скамьи из сосновых плах. На деревянных гвоздях — связки сетей. Полка с посудой, выдолбленной из дерева. Доспехи отца Лунд из китового уса, новгородской поковки железный топор на длинной рукояти, колчан с луком и стрелами.

Вейкко был стар, но крепок. Слух у него острый: за несколько шагов различал писк комара. Рука верная — осенью острогой пронзал дремлющую щуку. Быть тебе, Вейкко, главным хранителем Иомалы! — сказали старшины на совете. Старый биарм послушно склонил голову. Ему дали в помощь шесть сторожей.

Подойдя к хижине, Лунд услышала голоса и остановилась возле неплотно прикрытой двери.

Глава четвертая. РУТАН — ЖЕНИХ

Из хижины доносился скрипучий голос Рутана:

— Когда же ты вернешь мне долг, почтенный Вейкко? Дважды лето сменялось зимой, на голове твоей прибавилось седин, а ты все не отдаешь мне куниц! Стар ты стал. Охотиться не под силу. Я бы мог вместо шкурок взять у тебя деньги, но в сундуках твоих поселился ветер…

— Твои богатства не считаны! Ты бы мог и повременить, — отвечал отец. — Что значит в твоих чуланах сотня куниц? Все равно, что один муравей в муравейнике! Погоди до зимы.

— Ты бы мог вернуть долг сейчас, — понизив голос, продолжал Рутан. — Твоя красавица дочь рождена для того, чтобы меха серебристых лисиц струились меж ее тонких пальцев. Мои ожерелья придутся ей впору. Мое золото сделает ее богатой! Разве я не могу сделать Лунд счастливой! Отвечай, бедный старик!