Ожерелье для дьявола - [14]

Довольный тем, что вновь смог обрести карнавального призрака, Жиль бросил ей:

— Когда ты пожелаешь и где пожелаешь, красавица моя. Одно-единственное слово, единственный знак, и я устремлюсь к тебе. Меня зовут Жиль де Турнемин.

Не обращая никакого внимания на явное неудовольствие своего спутника, маха снова очаровательно улыбнулась. Черное крыло веера забилось чаще, рука девушки поднялась к груди, сняла одну из пурпурных роз и бросила молодому человеку. Тот поймал ее на лету, глубоко вдохнул ее аромат и опустил розу, еще хранившую тепло тела, к себе на грудь под куртку, поклонился низким поклоном, как будто королеве.

— Прощай, сеньорита, еще увидимся.

И, пришпорив Мерлина, он пустил его радостным галопом по южной дороге, не оборачиваясь, но черные глаза прекрасной махи следили за ним до тех пор, пока дорожная пыль совсем не скрыла очертания всадника.

И в этот момент перед церковью что-то произошло. Никто в Карабаншеле не понял, почему на самом радостном празднике, когда многочисленные обожатели толпились вокруг увенчанного цветами трона, самая распрекрасная из королев Мая внезапно покинула свой трон и вся в слезах бросилась бежать по дороге к отцовскому замку.

Построенный во времена мрачного Филиппа II, но перестроенный после пожара первым из Бурбонов, дворец Аранхуэс был отнюдь не самым величественным и самым богатым из королевских замков. Это стало особенно заметно после недавнего строительства монументального королевского дворца в Мадриде. Однако этот дворец был самым приятным.

Цвета розового жемчуга, благородный без чопорности, обрамленный пышной растительностью, высаженной среди бесконечных горизонтов коричневой степи, Аранхуэс привлекал взоры грациозностью зданий, расположенных в ласковой тени садов с лужайками и фонтанами. Все это изящно вписывалось в изгибы реки с берегами, поросшими ивами, с причалами для королевских гондол, обтянутых желтым шелком и золотой проволокой.

Это было излюбленное место для отдыха, праздности, игры чувств, и если в садах больше и не бегали страусы, газели, верблюды, как это было во времена Филиппа II, то сейчас их населяли тысячи и тысячи цветов.

Увы, злой рок повелел, чтобы этот прелестный дворец подвергся изменениям наравне с другими королевскими резиденциями в уравнивающей их всех скуке. Хоть он и был гораздо веселее, нежели суровый Эскуриал, более грациозен, чем королевский дворец, более удобен, чем дворец в горах Гранха, но это никак не избавляло его от гнета испанского этикета, от той мрачной суровости, которая царила вокруг короля Карла III.

Но все же это был прекрасный король, без сомнения, лучший из всей династии испанских Бурбонов. Строитель, большой политик, великий реформатор, умеющий выбирать слуг, он оставался вдовцом уже двадцать четыре года после смерти Марии-Амелии Саксонской, родившей ему тринадцать детей, и хранил упорную верность своим воспоминаниям. Целомудренный король-вдовец неумолимо преследовал незаконные любовные связи среди своего окружения. Он позволял себе лишь единственное удовольствие — охоту, носил все время одну и ту же одежду и всем сердцем ненавидел легкомыслие в любви. При его дворе никогда не было ни балов, ни концертов, ни празднеств. Единственным развлечением было «приложение к руке», скучнейшая церемония, проходившая по строго определенному порядку. Во время церемонии король, восседающий на троне, смотрел на двигающийся перед ним ряд придворных в пышных парадных одеждах. Каждый подходил к нему и в низком поклоне целовал королевские пальцы, лежащие на подлокотнике кресла, затем уступал место следующему. А затем все расходились.

Принцы и принцессы также имели право на это относительное развлечение, но никогда не пользовались им.

Когда Жиль наконец увидел барочный фронтон дворца, уже почти наступила ночь. Мерлин потерял дорогой одну из своих подков, и это задержало Жиля в пути. Но он хорошо знал, что такая причина не будет служить извинением перед герцогом Альмодоваром, капитаном королевской гвардии, не допускавшим никакого послабления.

Однако на этот раз удача была на стороне юноши. Он торопил коня, встревоженный тем, что его ожидало, и вспомнил, что, к счастью для него, опоздание никем не будет замечено, потому что в это самое время король возвращался с охоты.

Целая толпа заполнила площадку перед дворцом, и при свете фонарей наш опоздавший различил рядом с королем капитана, возвышавшегося над всеми на целую голову.

Не задерживаясь, чтобы посмотреть на короля, который был, как всегда, одет в серый казакин из толстого сеговийского сукна и в штаны из буйволовой шкуры. Жиль быстро соскочил с коня и повел его к казармам гвардейцев, расположенным неподалеку от дворца.

К своему удивлению, он увидел там Понго, которого впервые покинуло его индейское спокойствие, и он нервно ходил по двору, грызя себе ногти.

— Ты забыть время, хозяин.

— Нет, расковался Мерлин. Посмотри сам, я не доверяю нашему кузнецу. Но почему ты так обеспокоен? Меня спрашивали? Кто? Герцог?

Понго кивнул головой и добавил:

— Он впасть в гнев, но, к счастью, король возвращался раньше, чем обычно. Он поехать к нему.