Озеро Варыш - [19]

Странноватый язык их неведом был мне.

Как ни слушала, не поняла я

Ни словечка из песни печальной,

Что тянули солдаты уставшие.

Долго шли из страны чужедальней,

Видно, многие ночи не спавшие.

Вот на мост заезжают они.

Помнишь мост через речку Причуду?

Вдруг как будто бы из-под земли,

Из-под камня, ещё ли откуда

Выбегает хромой старикашка,

Угрожает обломком меча.

Сам тщедушный, в лохмотьях рубашка,

Но готов рубануть он с плеча.

Шепелявит он им по-мурглатски

Сквозь беззубый, ввалившийся рот.

Восвояси велит убираться.

И вот тут я узнала — Левгрот!

Богатырь обернулся к дружине,

Поведя удивлённо рукой,

Что, мол, мелет хромой дурачина?

Те смеются, и вправду, чудной.

Встало войско в недоумении,

Незадачу решила лошадка,

Тюкнув сверху копытом по темени.

Дед упал да, скользнув под оградку,

Полетел, да о камни и в воду,

И весёлый брызгучий поток

Подхватил и понёс воеводу,

Словно лёгкий осенний листок.

Пожурил было витязь коня,

Называл его именем Бурка.

И стегнул кнутовищем плашмя,

Конь заржал недовольно и гулко.

Я узнала потом, что сии чужеродцы

К нам из южной пришли стороны,

А себя называли они новгородцы.

Приглянулись им наши леса, валуны,

И решили они эти земли

Ко владеньям своим приобщить.

И Уннега их вроде приемлет,

Да и должен же кто-то здесь жить.

***

Вот, пожалуй, и всё об Уннеге.

Новгородцы здесь укоренились,

Хоть не сразу. Шли войны, набеги,

Шведы, викинги с моря ломились.

Ну да нашим героям, им всё нипочём.

Их хранит заколдованный остров.

И ни капли не скучно в раю им вдвоём.

Между тем, год от года свой остов

Обретает подводное судно,

Вырастают крутые борта,

Ах, работать в охотку нетрудно,

И дивится Пилон: красота!

Покидая под вечер чудесный ковчег,

Часть души в нём Пилон оставлял.

И трудом, и талантом своим человек

Свой заветный шедевр оживлял.

Помогала в постройке семейка медведей,

На окраине леса в берлоге живущих.

Тяжкий молот работал по стали и меди,

Поднимаясь и падая в лапах могучих.

Медвежата качали меха.

Было весело им наблюдать,

Как в печи разгоралась ольха,

Норовили побольше поддать.

Раскопав кучу старой соломы,

Он достал знаменитый свой меч.

— Помоги же мне, старый знакомый,

Искру жизни мне надо разжечь.

Уложил кладенец возле киля

На подставку из лучшей сосны,

А на утро осыпались гнилью

Две дотоле пригодных доски.

На корме оторвало заклёпки,

Подломился четвёртый шпангоут,

Стопор таль не фиксировал чётко —

Обнаружил изъяны дредноут,

И теперь он их сам отметает.

И Пилон рассудил, что к чему:

— Это, видно, ковчег оживает.

Это меч помогает ему.

Годы шли неуёмно и счастливо,

И Пилон, уже немолодой,

Ослабляет подпорки опасливо,

Прокатиться спешит он с женой.

Неужели окончен был труд?

Вдруг он понял, что делать и нечего.

Так же волны по морю бегут,

Так же ветры свистят переменчиво.

Не летели букеты цветов,

Мир безмолвствовал. Как тут рассудишь?

Он к жене, мол, корабль готов!

— Поздравляю, ты ужинать будешь?

Вдоль полозьев скользнула подлодка,

Подтолкнуть помогали медведи.

И поплыли старик и красотка,

Солнце ярко горело на меди.

Да, с женой он успел прокатиться

И корабль довести до ума.

Суждено было замыслом сбыться,

Не у многих такая судьба.

О счастливец! Он прожил два века людских!

Но однажды весной на рассвете

Стук усталого сердца Пилона затих

И прервалось его долголетье.

Те же ветры и бабушку Пону забрали,

Только смог их Пилон обмануть:

— Тело бренное? Тело, конечно, отняли.

Только Вам не отнять мою суть.

Воплотился в корабль я подводный,

Вы ж не властны над кованой сталью.

Подчиняется мир Вам животный,

А меня Вы возьмёте едва ли.

Я Пилон. Я живая машина,

И отец мой — Великий Клаврат.

Эта смерть для меня что дробина,

Я живой и, заметьте, женат.

И неслись они тёмными водами,

Раздвигая упругость студёных морей.

И столетья казались им годами,

И любовь не желала бросать якорей.

Расставались, конечно, порой было нужно

Понимать, чем живёт окружающий мир.

Выбиралась царица морская наружу.

Что хоть носят? Атлас? Кашемир?

Что творится в науках, искусствах,

Как тираны границы кроят.

Даже рек переменчивы русла,

Даже горы не вечно стоят.

Обучалась за деньги в Европе,

Говорила на всех языках,

На планеты смотря в телескопы,

Знала толк и в изящных стихах.

Содержал их безбедно Варыш,

Тот, что озером Ладогой стал.

Утопали суда, и барыш

Для любимой Пилон собирал.

Воротится домой Вечно Юная,

Чуть ладошкой похлопает воду,

К ней машина, живая, разумная,

Из глубин да в любую погоду.

Он резвится и в пене задорится,

А потом подойдёт под причал,

И замрёт, и волна успокоится.

Так Пилон свою Олько встречал.

Олько ступит ногою на палубу

И ладонью скользнёт по рулю,

Сразу запад багрово-коралловый

Ветром дрогнет, и враз кораблю

Паруса надувает упруго,

И Пилон уж летит над волной.

Наконец он дождался подругу,

И смеются они под луной.

Он спешит показать ей глубины,

Что он нового в море узнал.

Люк задраен, и чудо-машина

Опускается в скальный развал.

Паруса распускает подводные,

Чтоб морские потоки ловить,

И поймает теченье пригодное,

Чтоб глубинными далями плыть.

А зимой наша Олько скучала:

Засыпал он во льдах, как медведь.

Лишь зверушки её навещали,

Та давала им всякую снедь.

Приходилось ей многое знать и уметь,

Так как техника просит ухода.

Всё стареет: доска, паруса, сталь и медь,

Коль за дело взялась непогода.