Озеро шумит - [74]

«Ревную я, что ли?» — думал Трофимов. Сейчас он уже успокоился, и ему стало неловко.

Вечер прошел вяло, молчали, смотрели телевизор.

Ночью он проснулся, потому что почувствовал: Мария Степановна не спит. Чуть серело, сонно стучал будильник. Отчего-то сильно болела голова.

Включил настольную лампу, взял папиросу. То, что лицо у Марии Степановны было светлое, задумчивое, насторожило его.

— Что. Маша, не спишь?

— Думаю, Петя.

— Вот тебе на, думает по ночам. И что же ты думаешь? — неестественно шутливо, кашлянув, спросил он.

Мария Степановна опустила ноги с кровати и села, поставив локти на колени.

— Не дело мы с тобой затеяли.

— А-а… — протянул Трофимов таким тоном, будто он давно ждал этих слов, но надеялся, что они не будут сказаны, и уже по инерции, без всякой надежды, спросил: — Это почему? — И сел рядом.

Они сидели, не глядя друг на друга: она — в длинной белой рубашке, он — в линялых трусах и майке.

— Стареем мы с тобой. Пожили. У каждого свое. Поздно начинать. И не знаем и не понимаем друг друга. В пятьдесят лет трудно стать близкими-то. Так что не надо, Петя. Ты не обижайся.

— Смотри, — криво усмехнулся Трофимов и стал надевать брюки.

— Ночь еще, куда пойдешь? — тихо сказала она.

— Да нет, пойду, — с ожесточением ответил Трофимов. — Ну, не поминай лихом.

— До свидания, Петя.

Он пошел вверх по улице, туда, где росли кусты. Петлял под ногами ручей, в горы втиснулись дома. Пахло мокрым лесом.

Трофимов дошел до черной трубы, выведенной из скалы. Оттуда била холодная вода. Он напился и, подставив под струю голову, жадно впитывал тяжелой головой свежесть. С острой жалостью, едва не всхлипывая, думал о себе.

Дома, совсем разбитый, он лег у кустов на мокрую траву.

«Что же теперь?»

Ему было обидно. Не на Марию Степановну и ни на кого другого. А может быть, и на Марию Степановну, потому что она была права, и он понимал это, и понимал, что в какой-то мере хотел обмануть ее и совсем уж — себя.

Он с тоской подумал, что дело идет к концу, вернее, к тому, когда, отработав свое, ему только и останется ждать конца.

Все то, что тревожило его до знакомства с Марией Степановной, вернулось снова, только теперь это было уже не просто удивление, а страх перед тем, что же будет дальше, и как будет жить он, Трофимов.

Появилось солнце. Трофимов немного согрелся и пошел вниз, в город.

Ближе к центральным улицам он вспомнил о своих брюках и растер рукой места, выпачканные землей. Было воскресенье. Повсюду толклось много людей. Среди их приятных забот и торопливого суматошного отдыха он чувствовал себя нелепым и ненужным, хотелось себя куда-нибудь деть, что-то делать…

Ему всегда не хватало людей. Они вообще как-то кособоко проходили через его жизнь, не задерживаясь в ней надолго, и за это приходилось расплачиваться сейчас одиночеством на переполненных народом улицах.

И его жене… А ей за что?

Трофимов вдруг подумал, что не знал, какая она, его жена? Молчалива… Послушна…

«Нет, надо ехать к ней, — решил он, устало садясь на скамейку. — Надо, зачем обижать?»

Трофимов сидел долго, а люди все шли и шли куда-то по серому асфальту.

Ортьё Степанов

Родился в 1920 году в д. Хайколя Калевальского района Карельской АССР, в семье крестьянина. Работал учителем, начальником ОРСа, юристом-экономистом, журналистом. Сейчас — сотрудник редакции журнала «Пуналиплу». Во время Великой Отечественной войны О. М. Степанов командовал разведвзводом и ротой. Награжден орденом Красной Звезды и медалями.

Печататься начал в 1951 году. Первая повесть «Вспуганный журавль» была опубликована в журнале «Пуналиппу» в 1956 году. Затем вышли книги на финском языке: повесть «На широких просторах» (1961 г.), сборник рассказов «Борозда за бороздой» (1963 г.), повесть «Поединок в таежной деревне» (1967 г.), роман «Родичи» (1969 г.).

Член Союза писателей СССР с 1970 года.

В дороге

Мы с Теппо Терентьевым и Вейкко Васильевым принадлежим к высокому сословию шоферов «Кареллеса». Мы не то, что мой покойный папаша, который знал только две скорости: «Но-о!» и «Тпру-у!». Мы с Вейкко газуем на бензовозах, а Теппо крутит баранку обычного грузовика.

Взяли груз. На этот раз путь лежит в лесопункт Перяярви. С современными моторами расстояние в каких-то пять десятков километров — сущий пустяк. Но пока доберешься до Перяярви, пуп надорвешь, это как пить дать. Одно название, что дорога. Летом доставлять грузы на лесопункт проще пареной репы: нагрузил катер и — айда! Потому-то и забыли наземные пути-дороги, не чинят. У дорожников креста на шее нет — все на лесовозные пути нажимают: мол, по зимникам кубометры тянут. А вы кто? Обозники. И нет на них управы. Им, чертям, не дать бы ни грамма горючего, — запели бы лазаря!

Но наши разговоры как об стенку горох.

Ну так вот, ползем мы, и в ушах не свистит, и лес не бежит. Еле-еле тянем на первой и второй скоростях, на этой дороге крутых подъемов, поворотов и ухабов больше, чем хвойных иголок в целой ели.

Теппо на этот раз шел ведущим. Он то и дело останавливался. Заберется на грузовик и давай затягивать ослабевшие веревки. У него, кроме прочего груза, был десяток бидонов с молоком и еще, кажется, бидон сметаны не то сливок. О них-то особо и заботился Теппо.