Озеро - [23]

Мы шагали по дорожке, усыпанной гравием, который хрустел под нашими ногами. Свет уличных фонарей сливался в единое белое полотно.

Я совершенно естественно для себя держала Накадзиму под руку. Местами было очень темно, и дорогу было плохо видно. Я сказала Накадзиме, что боюсь наткнуться на змею, на что он ответил:

— В такое холодное время года змей еще не бывает.

— Ну, может, есть что-то другое. Например, насекомые... — не сдавалась я.

Его рука была худенькой, словно веточка, но в то же время крепкой. Неожиданно он сказал:

— Мне тоже нравится жить как сейчас. Нравится возвращаться домой вдвоем.

Прозвучал ответ на мою недавнюю фразу.

Мне казалось, что мы всю жизнь вот так шли. По берегу озера. Среди этих пейзажей, не похожих на часть нашего мира. Наверное, впредь мне предстоит вот так же шагать рядом с разными людьми. Однако, пожалуй, и уже никогда не испытаю при этом подобных чувств и эмоций.

Рядом с Накадзимой мне совсем не грустно. Для меня очень дорого время, проведенное вместе. Наша с ним жизнь так чиста, так умиротворенна, и я чувствую, что появление в ней хотя бы одного постороннего все разрушит. Предположим, будь это человек вроде Мино, то это, пожалуй, нормально. Однако мне кажется, что наш с ним хрупкий и деликатный мир таков, что даже ничтожная деталь может разбить вдребезги. Даже такие прочные узы почему-то оказываются чем-то эфемерным.

— Накадзима-кун, не исчезай никуда, — попросила я. — Знаешь, дело вовсе не в Париже. Я не против того, чтобы ты ехал в Париж. Я только хочу, чтобы ты был в этом мире.

— Я и не хочу никуда исчезать, но что-то внутри меня мне постоянно говорит о том, что мне нельзя оставаться в этом мире.

— А ты борись, Накадзима-кун!

— Я борюсь, но жизнь слишком многого меня лишила. Мне не по плечу эта борьба.

— Не сдавайся, не позволяй себе раскисать! — убеждала я.

— Да что с меня взять? У меня есть девушка, которая мне нравится, а я даже не способен на нормальный секс!

— Для меня это не важно. Я равнодушна к сексу...

— Неправда! Даже я это понимаю. На самом деле ты бездонна и неуемна!

— Ну это уже слишком! — возразила я.

Мне показалось, что мой голос разорвал тишину и отозвался эхом в ночном небе.

— А даже если так, в настоящий момент тебе это не проверить.

Накадзима тихонько захихикал.

И Накадзима, и Мино-кун, и Тии-сан, которая спала и так и осталась для меня загадкой... Всех их связывало что-то общее.

Это какая-то особенная атмосфера безграничного одиночества и пустоты, заброшенный ландшафт чего-то безвозвратно разрушенного до самого основания и возведенного потом как попало из отдельных обломков.

Где и при каких обстоятельствах познакомились эти люди? Смутно и понемногу я стала это понимать. И пусть все это от начала и до конца только мои предположения, но все-таки я чувствовала нечто такое внутри себя.

Тем не менее я знала слишком мало, чтобы однозначно заключить, что это истина.

Шум наших совместных ужинов; улыбающееся лицо, провожающее меня по утрам словами "скорее возвращайся"; тепло, которое я чувствую рядом с собой, просыпаясь среди ночи... Я все больше и больше верила, что подобные светлые моменты — это и есть мой мир.

А вот у Накадзимы все по-другому. Его мир включает в себя еще и все мрачные моменты. И дело не в том, что я — женщина, а он — мужчина. Дело в разных дорогах, по которым мы шли по жизни. Мне казалось, что сама я по сравнению со своими сверстниками знаю жизнь, но меня то и дело выбивала из колеи тяжесть того, что пережил Накадзима.

Тихонько смеясь, Накадзима взял меня за руку. Мы молча прогулялись вокруг озера и направились к станции. Нас окружали мир и гармония. Мы купили бэнто, перекусили и решили, что пора возвращаться домой. Той ночью мне казалось, что вот так, шаг за шагом, мы отправляемся навстречу будущему.

Обернувшись, я увидела смутное очертание озера, окутанного туманной дымкой.

Со следующей недели начались мои трудовые будни.

Подобно человеку, работающему на стройке, я выходила из дома в восемь часов утра. Утренний свет самый лучший для работы. Поцеловав в щеку спящего Накадзиму, я отправлялась к школе.

В первый же день я нарисовала четырех обезьян. После, примерно на одной трети с левого края, собралась изобразить большое озеро, а вокруг него опять же обезьян. Много деревьев и замершие в умиротворении обезьяны. Обезьяны брат и сестра, созерцающие озерную гладь, а также обезьяны мама и сын.

Л понимала, что подобная картина будет довольно печальной, но мне во что бы то ни стало хотелось рисовать именно это.

— Ты рисуешь обезьян? — спросила меня подошедшая девочка.

Следом за ней вокруг меня стали собираться другие дети. Подбежали мальчишки и набросились на мои краски, за что я всерьез рассердилась на них. После они извинились и все осознали. А один ребенок, который проникся словами родителей и Саюри, спросил меня:

— Тетя, если ты нарисуешь свои картины, наша школа никуда не исчезнет, да?

Это был худенький мальчик с большими глазами и слегка приплюснутым носом. Его звали E-тян, и он ходил на уроки английского.

— Даже если я нарисую свои картины, они вряд ли помогут, если школу решат закрыть.