Озеро - [22]

Мино-кун легонько сдавил свою голову и после некоторой паузы произнес:

— Да, ты как следует постарался.

Он говорил совершенно другим голосом. Я подумала, что это, должно быть, голос его сестры, который выходит изнутри него. А что, если это все Мино-кун просто себе внушил? Что, если его сестра просто больна, слаба и находится при смерти, а Мино-кун не желает это признать и по своей воле использует якобы ее внутренний голос?

Подобные размышления на основе здравого смысл не выдержали волшебного действия уникальной и возвышенной атмосферы, царящей в комнате, и начисто улетучились.

— А еще с тобой пришла довольно сложная девушка. — продолжил Мино-кун. — Не даешь выхода и половине того, что таится в твоей душе... разве это не мучительно? Свою ненависть к родителям ты нейтрализуешь врожденной беспечной любовью. Ты очень много размышляла об этом и потому стала такой тихой и спокойной. Однако на самом деле ты дерзкая, свободная, заискивающая перед родителями в надежде получить их любовь и ласку. И в сексе ты неисчерпаема. Но ты человек, который способен действительно уважать других. В скором будущем ты снова придешь сюда одна. Тогда еще раз поговорим.

Осознав, что речь идет обо мне, я испытала шок.

Нельзя сказать, что эти слова не попали в точку, но я не думала, что это настолько важная и решающая информация.

Мино-кун обратился ко мне:

— Прости. Сестра чересчур строга и резка. Она не привыкла скрывать свои мысли и чувства, что всегда оборачивалось для нее неприятностями, где бы она ни оказалась. Кому бы и что она ни говорила, люди оставались недовольны и возражали. Я даже думаю, может, именно поэтому она и прикована к постели. Прошу, не обижайся и не сердись.

— Да уж, ваша сестра — довольно прямой и откровенный человек, — ответила я. — Однако у меня ее прямота не вызвала неприязни. Более того, ее слова пришлись мне по душе.

Безусловно, подобные фразы казались возмутительными из уст собеседника, которого видишь впервые, но в них совершенно не чувствовалось злого умысла.

— Спасибо за такие слова. И уж, пожалуйста, ни в коем случае не подумай, что то, что ты услышала, на самом деле думаю и говорю — улыбнулся Мино-кун.

Опустив голову, я спустилась по лестнице. Вот уж увольте: мне совсем не хотелось снова приезжать сюда и слушать еще более откровенные описания самой себя. Однако все это нисколько не портило моего настроения. Не понимаю почему, но необычное благородство жителей этого дома произвело на меня глубокое впечатление.

Я не знала, о чем там наверху Накадзима спрашивал Тии-сан.

Но, когда он спустился по лестнице, по выражению его лица я сразу поняла, что это касалось не наших с ним отношений и не его жизни, а чего-то более светлого и возвышенного.

Он сказал:

— Я не так давно уже немного намекал об этом... Если я закончу докторантуру, я мечтаю когда-нибудь поехать в Париж и устроиться на работу в известный НИИ. Я спросил, насколько это возможно.

Вот оно что. Париж. Что касается Накадзимы, то он непременно будет усердно заниматься и напишет диссертацию, внесет тем самым вклад в науку и сразу получит необходимую квалификацию. И на этом, пожалуй, наши хрупкие отношения завершатся. Я удивилась, что меня печалит что-то еще помимо этой мысли. На душе словно кошки скребли.

Мне не хотелось чувствовать себя окончательно привязанной к этому человеку, и я старалась думать, что у нас все только началось и мы не успели зайти далеко.

— Но ведь для тебя этот вопрос вполне решенный, разве нет? Откуда эти сомнения? — спросила я. — По мне, так ответ очевиден: у тебя обязательно все получится.

— Мне казалось, если я не отпущу сам себя, это будет мешать, — объяснил Накадзима. — Однако Тии сказала, что в следующем году примерно в это же время я, возможно, буду уже Париже.

Говоря это, Накадзима выглядел очень радостным. Я подумала, что хотя бы ради этого нам стоило сюда приехать.

Выпив еще по чашке вкусного чая и немного поговорив, мы с Накадзимой покинули этот милый дом

Мино-кун стоял в просвете дверного проема и долго махал нам рукой. Его силуэт напоминал тень на фоне освещенной прихожей, в полной темноте расплывчато сияющей подобно драгоценному камню.

Озеро поглотила тьма, словно глубокая дыра. По сравнению с рощей оно было чуть менее черным, так что можно было убедиться, что есть что-то еще кроме этой темноты.

— Накадзима-кун, не терпится, да? Поскорее хочется в Париж? — спросила я.

— Да я бы не сказал, что мне не терпится. Но как-то я не чувствовал, что это реально. Не могу объяснить толком, но меня порой преследует какое-то чувство вины, и тем самым я как бы сам на себе ставлю крест. Однако стоит мне хоть разочек поверить, что вес получится, как у меня появляется соответствующий настрой и все идет ровно. А уехать я могу хоть когда. Это уже не так важно, — ответил Накадзима.

— Вот как? Ну, слава богу. Хорошо, что не прямо сейчас, — сказала я. — Мне бы очень хотелось еще пожить вот так, как сейчас. Так что я рада.

Накадзима ничего не ответил. Счастлив ли он? Опечален ли? Его душа оставалась загадкой.

Тут я подумала о том, что он, возможно, а всем скоро приступит к серьезным занятиям и захочет перебраться обратно в свою квартиру. Раз так, то я могла бы хоть иногда навещать его, чтобы проверить, как он себя чувствует, не заболел ли, не слег ли в постель от переутомления. Мои мысли летели гладким и чистым потоком, словно ветерок, скользящий по поверхности озера. Казалось, что я с давних нор думала обо всем этом.