Ой упало солнце - [63]

Толкуют, как знают, и вкось и вкривь,

Слово неслыханное — коллектив.

А ветер гудит день и ночь напролет,

Моросью хлещет, ночами ненастными

Слышно, как в вязких загонах скот

Ревет, мычит над пустыми яслами.

Измучила грязь, бескормица — то-то

Рогами поднять норовит ворота.

Ревут из хлева, ревут со двора,

Как будто бы всех торопят: пора!

Паруса голубые тумана с утра

Ввысь поднимают хутора и слободы.

Ожили кузницы. Местные мастера

На шины натягивают свежие ободы,

Бороны чинят. И слышно повсюду,

Как новости вызнать не терпится люду:

«Ты из какой же артели?»

                                          «Из такой-то!»

                                                                    «А!»

Весна, весна…

1930

ЛУКА

От куч назема ручейки берут начало.

Вверху фурчит вертушка. Над водою талой —

Гусей негромкий крик, концы усталых крыл

Вот-вот черкнут о крышу хаты. Мутный ил

Вода ворочает в яру, а ветер влажный

Уносит в степь коровий мык и рев протяжный

Из хлева приоткрытого — на запах первых трав.

Тепло сереет сад. Лука, у двери став

И опершись на палицу, с обувки комья глины

Счищает медленно. Нет-нет и бросит длинный

Взгляд через огород — туда, аж вон туда,

Где с дальних косогоров схлынула вода,

Где пашня солнца ждет, весеннего пригрева.

Жена зерно триеровала для посева,

И вот вернулась и в хлевок для кур зашла,

Где солнышки яиц из каждого угла,

Из каждого гнезда сияют — просто диво! —

И душу радуют хозяйке хлопотливой.

«Уж скоро сеять, а у нас нехваток — страх.

В сельмаг их отнесу, куплю тебе рубах

Зефирных, чтоб в степи не мок от поту.

Ну, пообедаем — и снова за работу!»

Уж в хате звякает посуда, а Лука

Стоит, задумался. Еще б хоть два денька

Таких погожих — и весь год не знать бы горя.

Вовнутрь не хочется и уходить с подворья,

Вот так стоял бы тут и слушал дотемна,

Как ветровей поет: весна, весна, весна…

1939

ХУДОЖНИК

Внизу — песок и щебень, там и сям

Потеки извести на стенах, а вверху,

Под самым куполом, на подмостях лесов,

Стоит художник.

                           «Сотворенье мира»

Доканчивает, образ Саваофа

Со столяра выписывает кистью.

А между тем внизу со свитой гетман

Остановился. Приложив ладони

Ко рту, кричит наверх: «Эй, богомаз,

Как продвигаются дела?» И тот на миг

Склоняется и смотрит вниз, как будто

На дно колодца. И — опять за кисть.

Тут гетман, полы подобрав, по шаткой,

Скрипучей лестнице полез наверх,

Кряхтя и щуря глазки от сиянья

Небесного… «Мне кажется, творец…

Уж слишком, так сказать, простонародный…»

Тогда художник гетману учтиво

Ответствовал: «На то он и творец,

А не бездельник!..»

                             Вновь макает кисть,

Кладет мазок, за ним другой. А гетман,

Ответу удивившись, шаг за шагом

Спускается с шатучего помоста

В потемки, вниз, где свита ожидает

Низкопоклонная, спускается неспешно

И думает без гнева, отстраненно,

Что все в руках его, полки и сотни,

И жизнь, и смерть — и только почему-то

Он и безвластный тут, и как бы лишний…

1939

ЧЕРЕПОЧЕК

В песке валяясь посреди двора,

Едва заметный глазу черепочек

Подал свой голос. Этот голосочек

Могла подслушать только детвора.

Из дырочки, не больше, чем от шила,

Лилася песенка. Среди людей

Немногим было знать, какая в ней

Таилась удивительная сила.

Спросили в школе: что за черепок?

В учебниках о нем — ни сном ни духом.

И даже музыкант с тончайшим слухом,

Увы, ни звука услыхать не смог.

Взял Ларион — он голубей как раз

Прогуливал предзвездною порою,—

Приставил к уху — брызнул свет из глаз,

Как будто песенка, что в мир лилась,

Его сильней роднила с высотою.

Так было, видимо, во все века:

Для тех, кто в окруженье ежедневном

Мог слышать глас пустого черепка,

Весь мир звучит органом сладкопевным.

1939

«Снят урожай и убран весь в амбары…»

Снят урожай и убран весь в амбары

И погреба. Лишь ворохи стеблей

Чернеют там и сям. Все холодней

День ото дня. Из сумрачного яра

Уж прелью тянет. Птиц не слышен свист —

Отпелись, отлетались на просторе,

И клены, словно мачты в бурном море,

Качаются, с ветвей роняя лист.

Чернеет поле, влажное, нагое,

А в роще обнаженной у реки

Такой унылый, долгий гул, такое

Полноголосье ветра и тоски.

И вечером, желанною порой,

Не встретишь тут затишье и покой

От ветра. Всё — от дуба до березки —

Сопротивляется, кряхтит по-стариковски,

Поклоны бьет неведомо кому.

Грай воронья, что копоть от пожара,

Вверху кружится хаотично, шало —

Спешит сквозь заревую полутьму

В густые заросли. Садятся друг за дружкой

На ветви, чтоб средь ясеней, ракит

Дождаться дня, пока земля-старушка

Еще виток вокруг оси свершит.

1939

Павло Усенко © Перевод В. Яковенко

ЗАСУХА

Там выпали дожди…

А тут — пески холмами;

Над гиблыми хлебами —

Иссохшими губами:

— Где выпали дожди?

Мечтали в сенокос:

— Не повторись Поволжье[17].

Ничто уж не поможет,

Коль не прольется дождик,

Мечтали в сенокос.

— Коммуну, агронома —

На эти бы поля! —

И слушает земля.

Народ шумит, моля:

— Коммуну, агронома!

А солнце мечет стрелы.

И люди говорят:

— Эх, яровые, — зря!

Горят поля, горят,

А солнце мечет стрелы.

Не минут нас века

И дни не обойдут,—

И радугой встают,

В коммуну верный путь

Проложат нам века.

— Где выпали дожди? —

Лежат пески холмами…

Под знойными ветрами

Хлеба взывают сами:

— О где же вы, дожди?

ПИСЬМО

Секретарь-девчоночка,

Как тебя любили мы!