Отыщите меня - [17]
— Кто обоссался, тому спать на голых досках! На такой лежанке Балтийское море не приснится!.. Мне эти ароматы вредят здоровью! Напрудят, падлы, а ты их зловонь нюхай!
Многие действительно спали на досках, «холопы» не давали им матрацы с улицы заносить. Четверо новеньких однажды сбежали от такого стыда, хотя, видимо, болели.
Не миновала эта напасть и Петьку. Было неловко на глаза пацанам показываться. Еще он боялся, чтоб взрослые не узнали, особенно Валентина Прокопьевна. Она женщина, и к тому же красивая. Раньше он таких, может, только в кино видел, а в жизни первый раз. У нее черные волосы, длинные ресницы и голубые глаза. Нет, не должна она видеть полосатый матрац с желтым пятном, который развешивал на заборе Петька. Он выносил свой матрац чуть свет, еще до подъема, торопливо набрасывал на забор и быстро удирал. Напарник по койке, прозванный Соплей, недовольно пыхтел, но молчал. Петька скрывал это и от Князя, тот мог растрезвонить на весь детприемник и не отказал бы себе в удовольствии сообщить об этом Валентине Прокопьевне. В последний месяц она Петра чуть ли не усыновила, хотя сама еще очень молода и иметь детей вроде бы ей рановато.
Да разве она сможет заменить маму? Или хотя бы сестру Ленку? Да никогда!
За ночь напорошило белым пухом, утром глаза слепит солнце, мороз. Снег пушистый, глубоко утоптана тропинка, что ведет к накатанной санями дороге. Оступишься в сторону, завалишься и угодишь по пояс в сугроб, полные валенки наберешь. Успевай вытряхивай, пока снег не растаял.
Петька привык бродить один. Приятелей не было, с Соплей дружить не хотел.
— Крайнов! — окликнула Валентина Прокопьевна. — Приходи после прогулки ко мне.
Голос звонкий, как у певицы. Больше месяца назад позвала к себе Петьку первый раз. Он хорошо запомнил, как остановился тогда, повернулся и посмотрел на нее. Она стояла там же, вверху на холмике, и улыбалась, словно бы обрадовалась встрече. Медленно подошел к ней. Полы шинельки поплыли по сугробу, подметая сыпучий снег. Она дружелюбно сказала:
— Крайнов, ты еще не был у меня дома, заходи в гости, не стесняйся…
На Валентине Прокопьевне было синее пальто с лисьим воротником. Мягкие черные валенки самодельной катки облегали ноги. Она переступала на месте, как будто согревалась, пританцовывая. Кудрявые завитые волосы распушились из-под цветастого платка, который на фоне белой зимы рябит красками в глазах. Щеки разрумяненные, точно натерты морковным соком, губы густо накрашены, блестят и щурятся голубые глаза.
Петька не противился, подчинился, пошел. В теплой комнате он обмяк и оробел. Словно в тумане видел ее лицо и как эхо слышал ее голос. Она говорила о письмах и розыске батьки. Потом принялась учить арифметике, чтобы Петька в детприемнике не отстал по учебе. Какая может быть в этой перевалке учеба, один смех, и талдычат постоянно каждому тут дураку, что для скорой победы нужно хорошо учиться. Слышал Петька слова такие много-много раз, но для победы нужны снаряды, а не отметки в тетрадях.
В учебном классе почему-то больше всего занимались арифметикой. Другие предметы — то есть, то их нет, то через раз урок ставят. А математику каждый день в расписание впишут с восьми часов утра первым уроком. Пробрякает где-то в темном коридоре ленивый звонок, и в учебный класс, освещенный двумя линейными лампами, уже входит заместитель начальника детприемника и начинает пичкать цифрами да задачками. Начальника редко видели на территории детприемника, он весь в делах и разъездах, а зам его очень редко отлучался. Ему было трудно ходить, он инвалид, и вроде бы у него еще раны не зажили. Мало кто видел, что делал он в детприемнике, но математику вел исправно в каждом классе. Был он нелюдим, озлоблен, никого не хвалил, даже тех, кто соображал. В серых тетрадях размашисто ставил «удочки» и «плохо» с точками. Других отметок не признавал. Петьке эта арифметика поперек горла застряла. Она и раньше труднее всего ему давалась.
— Эй, Генералец, — кричит какой-нибудь «холоп», — сколько будет дважды два?
Язвят, потешаются, а Петьке не до смеха. Не выходит, и весь тут счет, хоть лопни.
Много разных и не понятных Петьке задачек да примеров перерешал он с Валентиной Прокопьевной в последний месяц. Может, за все время своей учебы Петька столько не решал. Примеры с цифрами даются ему полегче, а вот с задачками беда, ни одной одолеть не мог. Валентина Прокопьевна так старалась, словно не арифметические действия решались, а сама судьба, вся дальнейшая жизнь Петьки. Вот и сейчас она без умолку говорит, растолковывая. Наклоняется, и Петька ощущает ее тепло. А заденет невзначай плечом, тут вся арифметика из головы сразу вон, ни условия он не слышит, ни решения, ни ответа. Краснеет, стесняется, сопит, как круглый оболтус, боится отодвинуться и рот раскрыть.
В комнатке натоплено, жарко. Валентина Прокопьевна распарилась и раскраснелась. Быстро переоделась, набросила легкий халатик.
— Крайнов, а почему ты про маму и своих родных мне ни разу не рассказывал?
— Они все погибли…
— Ты, наверное, много горя испытал? — сочувствует она.
— Как все… — говорит Петька и отворачивается.
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.