Отворите мне темницу - [105]
– Ну что ты всё стоишь, как дурак? Сядь сюда, рядом со мной!
Он не тронулся с места.
– Ефим, ты оглох?
– Куда это я сяду, барыня? – послышался мрачный ответ. – Сами знаете, что не положено. Позвольте идти.
– Ну, завела сорока Якова… Других слов ты, что ли, не знаешь? Посмотри на меня немедленно!
Молчание. Он упрямо не поднимал взгляда. Тогда Лидия ловко взобралась с ногами на постель, выпрямилась… и вдруг с испуганным вскриком, теряя равновесие, качнулась вперёд. Ефим машинально подхватил её, поставил на пол; его кандальная цепь сильно ударила её по локтю, и женщина сморщилась:
– Ах, как больно… Медведь!
– Прощенья просим… Осторожней надо вам!
– Ты меня не отпустишь? – широко и нежно улыбнулась Лидия ему в лицо.
– Да я вас и не держу. – без всякого выражения ответил Ефим, и она с изумлением убедилась, что это так и есть. От досады стиснуло дыхание. Лидия перестала улыбаться. Сев на постели и словно случайно забыв одёрнуть кружевную рубашку на коленях, грустно спросила:
– Ефим, я не могу понять – ты меня боишься или моего мужа?
Он тяжело вздохнул. Помолчав, снова попросил:
– Дозвольте идти… Некогда.
– Господи, как же ты мне надоел! – вышла Лазарева из себя. Хорошее настроение начало таять, злость подкатила к горлу. Захотелось ударить наотмашь этого болвана в цепях, который испортил такой славный день своим тупым упрямством. – Ты ведь прекрасно знаешь, что мужу моему на меня плевать!
– Оно и понятно…
– К-как ты сказал? – не поверила она своим ушам. Но Ефим молчал, уставившись в пол, и в конце концов Лидия решила, что ей почудилось.
Глубоко вздохнув, она приказала себе успокоиться. В конце концов, ничего удивительного, что Ефим боится. Глупый… Наверное, и не видал никогда такой красоты, такой утончённости, изысканности… Женат на дуре из лазарета, которая вечно бегает в заляпанном кровью переднике, варит вонючие снадобья, не улыбается, не кланяется, платок грубый по самые глаза – колода колодой! Если сейчас осчастливить его – всю жизнь после будет вспоминать, как о нежданном чуде… Лидия улыбнулась своим мыслям, решила всё же быть великодушной и, изящно придерживая тонкими пальчиками складки рубашки, поднялась с постели.
– Ефим, неужто я нехороша? – тёплые ладони мягко, нежно опустились парню на плечи. – Ты ведь, я знаю, женат? Но твоей жене вовсе не нужно знать об этом… Неужели же она лучше меня? Ну, что ты всё отворачиваешься, дурачок? Посмотри же на меня! Я так велю!
Ефим странно усмехнулся. Поднял голову – и Лазареву отбросило к стене. На неё в упор смотрели мёрзлые, как февральская полынья, отпетые и страшные глаза убийцы.
– Па-не Е-зусе… – сорвалось с разом пересохших губ.
– Да вам рядом с моей Устькой не стоять! – грубо сказал Ефим, разворачиваясь и шагая к порогу. – И Василья Петровича жаль: экая курва досталась!
– Как… как ты смеешь!!! Лайдак, пся крев!!! – с нервным рыданием вырвалось у Лазаревой. Но Ефим широко, нагло ухмыльнулся и шагнул за порог. Дверь захлопнулась, скрипнули ступени крыльца – и со двора донеслась похабная заводская песня:
– А у Маньки под исподним есть отхожая дыра…
– Скотина… скотина! Каторжник! Ты ещё попомнишь… – сквозь стиснутые зубы прошептала Лазарева. Ничком повалилась на постель и разрыдалась: отчаянно и зло. В двери показалось и тут же исчезло перепуганное лицо горничной. На полу грудой валялись рассыпанные дрова.
После обеда Владимир Ксаверьевич Тимаев сидел в своём кабинете над бумагами. Солнце, бившее в окна с утра, спряталось, снова закапал мелкий дождь. Отчаянно ныли спина и ноги, и начальник завода про себя уже не раз проклял вчерашние танцы. Однако, при воспоминании о свежем, молодом лице госпожи Лазаревой, её дрожащих пушистых ресницах, запахе пачулей и низком хрипловатом шёпоте он то и дело улыбался и кряхтел. Роскошная… роскошная женщина, что и говорить! И целый вечер – с ним одним! Стоило ради этого соглашаться на должность и ехать в эту богом забытую медвежью дыру! А господин инженер – глуп как пробка и сам виноват будет, ежели супруга другим утешится. Это же надо – жить с каторжанкой, когда собственная супруга так хороша несказанно! И добра, и умна, и вести в приличном обществе себя умеет, а уж как смеётся!.. Просто мурашки по коже… Право, Лазарев сам будет виноват…
Посреди этих приятных мыслей в дверь бухнули кулаком. В щель просунулась веснушчатая, усатая физиономия казака.
– Чего шумишь, братец? – благодушно спросил Тимаев.
– Так что барыня до вас, ваша милость! Лазарева Лидья Арестовна! Тьфу, вот ведь послал Господь имечко…
– Ты чего орёшь на весь завод, дурак? «Арестовна»… Проси! – Тимаев резво выбрался из-за стола и сразу сморщился: в спине снова выстрелило. «Одна-ако… Нет, более никаких вальсов! И попросить у Иверзнева мази от радикулита…» Владимир Ксаверьевич изо всех сил постарался преодолеть боль и изобразить радушную улыбку – и вовремя, потому что Лазарева в простом чёрном платье и кружевной мантилье уже входила в кабинет.
– Здравствуйте, Владимир Ксаверьевич! Простите, что я без приглашенья, вы – человек занятой… Но я всего лишь на минутку! Шла мимо к госпоже Стевецкой и решила заглянуть: поблагодарить вас за вчерашний прекрасный вечер! Я сию минуту, сию секунду ухожу!
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Мыслимое ли дело творится в Российской империи: потомок старинной дворянской фамилии Михаил Иверзнев влюбился в крепостную крестьянку Устинью, собственность его лучшего друга Никиты Закатова! А она мало того что дала решительный отказ, храня верность жениху, так еще и оказалась беглой и замешанной в преступлении – этот самый жених вместе с братом, защищая ее, убил управляющую имением. И страдать бы Иверзневу от неразделенной любви, если бы не новая беда – за распространение подозрительной рукописи среди студентов он схвачен жандармами.
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.