Отворите мне темницу - [106]
– Что вы, Лидия Орестовна! Я счастлив вас видеть у себя! – спину неожиданно отпустило, и Тимаев улыбнулся ещё шире. – Не поверите, сам только что сидел и предавался сладостным, так сказать, воспоминаниям… Просто как мальчишка вчера рядом с вами себя чувствовал! Надеюсь, что… А отчего это у вас глазки заплаканы?
– О, что вы, что вы… Вам, право же, показалось… Ничего подобного! – Лазарева залилась румянцем. Но глаза её в самом деле были покрасневшими, и Тимаев, подойдя вплотную, покачал головой:
– Ох, не отпирайтесь, Лидия Орестовна… Кто посмел довести вас до слёз?
– Да пустяки, честное слово, пустяки… – слабо возражала Лазарева. Но огромная слеза уже предательски поползла по её щеке, а губы задрожали. Женщина, слабо ахнув, закрыла лицо руками.
– Про… простите меня, Владимир Ксаверьевич… Мне так неловко… Как можно быть такой несдержанной! Заглянула к вам с благодарностями, а сама!.. Извините, мне лучше уйти…
– Ну уж нет-с, сударыня! Я никак не могу вас отпустить! – Тимаев напустил на себя покровительственный вид. – Вы, кажется, забыли, что я – начальник этого завода и отвечаю за душевное состояние всех своих подчинённых?
– Неужели же я – ваша подчинённая?
– Не вы, а ваш супруг! И я имею полнейшее право и даже обязан строго с него взыскать за каждую вашу слезу! Лидия Орестовна, душенька, ведь я вам почти в отцы гожусь, – так доверьтесь мне! Неужели Василий Петрович посмел…
– Ах, нет… нет… Вы такой рыцарь, благодарю вас, но Базиль совсем тут ни при чём. Причина в другом… Право, мне даже совестно занимать вас такими пустяками!
– Ну, ну, говорите! – подбодрил Тимаев. – Я уверен, что это не пустяки!
– Да в том-то и дело, что – они самые… Так глупо вышло… Кольцо пропало! Фамильное, с бриллиантом, наследство от матери… Да ведь вы видели его вчера! Такой прекрасный, крупный голубой солитер!
– Признаться, не помню. Но куда же оно могло деться?
– Не знаю! – Лазарева вздохнула, беспомощно развела руками. – Вчера, вернувшись с бала, я положила его на стол. Утром оно ещё было там, я его видела своими глазами. А потом куда-то… Ума не приложу, куда я могла его убрать! Сами видите – сущие глупости… Кабы не память о покойной маменьке! – ресницы Лазаревой снова задрожали. Тимаев, нахмурившись, зашагал по кабинету.
– Так-с… Может быть – горничная? Вы ей доверяете?
– Ах, боже мой… Моя Пранька, конечно, глупа до невозможности, но – взять мою вещь… Нет, нет! Да она и всё утро в дом не заходила, стирку затеяла, так что – нет… – Лидия Орестовна печально поднесла пальцы ко лбу. – Не беспокойтесь на этот счёт, Владимир Ксаверьевич. Верно, я сама его обронила где-то.
– Так, друг мой, не бывает. – заверил Тимаев, как бы между прочим беря тонкую кисть женщины и сжимая её. – Бриллиантовые кольца просто так никуда не роняются. Ну же, не плачьте, душенька! Постарайтесь ещё раз вспомнить! Кто-нибудь с утра заходил к вам?
– Ах, да кто же? Было слишком рано, я до обеда никогда не принимаю… Ни единого гостя не было. Только что Ефим принёс дрова, и… – Лазарева вдруг осеклась на полуслове.
– Вот! – многозначительно произнёс Тимаев. – Вот с чего начинать надо было!
– Но… Но позвольте… не может быть! И не уговаривайте! Быть не может! Он просто принёс дрова, бросил их у печи и…
– Вы куда-нибудь выходили из комнаты?
– Разумеется! Я была совсем не одета, не могла же я… Я вышла в другую комнату… Ох! Нет, Владимир Ксаверьич, я просто отказываюсь верить! Как вам такое в голову пришло? Ефим служит под началом моего мужа, он не мог…
– Ох, Лидия Орестовна… Как же вы, не в обиду будь вам сказано, наивны! – тихо, мелко рассмеялся Тимаев. – Нельзя же быть таким ангелом! Вы на каторжном заводе, душенька моя! Здесь безгрешных нет и быть не может!
– Но как же так… – Лазарева начала горько всхлипывать. – Я просто поверить не могу… Прямо вот так подошёл и взял?.. Владимир Ксаверьевич, воля ваша, этого не может быть!
– И очень просто! И ведь уверен был, подлец, что вы по вашей неземной доброте не станете жаловаться!
– Но… я и действительно не собиралась… Владимир Ксаверьевич! Бог с ним, с этим кольцом! Но, прошу вас, не надо никого наказывать! Я ведь сама виновата, что оставила дорогую вещь на видном месте! Надо было понимать…
– Нет уж, позвольте, Лидия Орестовна! – Тимаев неожиданно стал серьёзным. – Допустить прямое воровство у себя на заводе? Да что же я за начальник после этого? Воровство надобно пресекать на корню, да-с!
– Боже, но вдруг – нет? Вдруг это не он?
– Но кто же ещё, помилуйте? Вы его, простите, рожу видели? Истинный разбойник с большой дороги!
Лазарева зябко пожала плечами. Тимаев нежно поцеловал её холодные, мокрые от слёз пальцы. Один раз, другой и третий.
– Не волнуйтесь ни о чём, ангел мой Лидия Орестовна! Ступайте к Стевецким и постарайтесь более не плакать. А мне предоставьте выполнять мои обязанности. И я непременно зайду к вам нынче вечером!
– Ах, благодарю вас! Какая же я глупая – заставила вас переживать, тратить время… Да бог с ним, с кольцом, это же просто побрякушка… Мне так неловко, Владимир Ксаверьич! – Лазарева, вытирая слёзы и комкая в пальцах край мантильи, тронулась к дверям. Тимаев проводил её до порога. Оставшись один, сразу же крикнул:
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Мыслимое ли дело творится в Российской империи: потомок старинной дворянской фамилии Михаил Иверзнев влюбился в крепостную крестьянку Устинью, собственность его лучшего друга Никиты Закатова! А она мало того что дала решительный отказ, храня верность жениху, так еще и оказалась беглой и замешанной в преступлении – этот самый жених вместе с братом, защищая ее, убил управляющую имением. И страдать бы Иверзневу от неразделенной любви, если бы не новая беда – за распространение подозрительной рукописи среди студентов он схвачен жандармами.
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.