Отворите мне темницу - [102]
– Мерзавец… – вполголоса пробормотала она. И тут же радужно улыбнулась подошедшему к ней с тарелкой пирожных одышливому и усатому полицмейстеру Стевецкому.
– Ах, как это кстати, Парамон Модестович! Безе… Мои любимые! И как вы только узнали, проказник?!.
Танцы закончились заполночь. Уставшие, довольные гости долго толкались в сенях, благодаря хозяев за прекрасный вечер.
– Так вы обещали. – вполголоса напомнил Иверзнев, кланяясь Наташе.
– Я всё помню. – заверила она, опускаясь в лёгком реверансе. – Завтра же пришлю цветы.
«Какая замечательная девчушка!» – думал Михаил, идя по тёмной, мокрой заводской улице. – «И кто бы подумать мог, что такая дочь может появиться у такого папаши… Уму непостижимо, как она выдержала целый вечер в кругу этих глупых куриц! Пташка шестнадцати лет – а уже серьёзно думает о том, кому и чем может быть полезна. Тяжко ей здесь будет, что и говорить. Да ещё и папенька – набитый дурак! С такими договориться немыслимо, ибо чужих слов эти господане понимают. Как это у Лермонтова о Грушницком? «Спорить с ним невозможно: он не отвечает на ваши возражения, он вас не слушает…» У Василия Петровича, кажется, так ничего и не вышло! Впрочем, глупо было и надеяться. Напрасно только, бедный, выдержал этот вечер с танцами, морсом и собственной супругой. Хороша, конечно, божественно, нечего сказать… Но что-то в мадам Лазаревой есть противное до невозможности! А вот в этой девочке, Наташе – нет… И, похоже, испортить её не удастся даже здешнему светскому обществу. Куда какой серьёзный воробей!» – Михаил улыбнулся собственным мыслям. Длинным мальчишеским прыжком перелетел огромную лужу, не рассчитав, поднял фонтан брызг, неожиданно для самого себя рассмеялся в кромешной темноте и зашагал к лазарету.
– Барышня, сидели б вы лучше дома! Ну, куда, право, без папенькиного дозволенья собрались?
– Почему же без дозволенья? – Наташа поставила на перила крыльца горшок с развесистым бальзамином. Второй горшок, – с белой геранью, – вынесла горничная. – Ты же сама слышала – я спрашивала за завтраком разрешения, и папенька позволил!
– Да?! Это как же он позволил, разрешите узнать?
– Да так же, как всегда! «Как мне, Наташа, надоели твои вечные глупости!»
– Ну, это вовсе и не как всегда! – возразила горничная. – Ежели б он, барышня, сказал: «Делай что хочешь, я всё равно не в силах с тобой справиться!» – тогда б и можно было. А коль уж не договорил, стало быть…
– А теперь папенька на службе, а я дала слово господину Иверзневу, что принесу эти цветы! И принесу!
– Небось и сами поволочите тяжесть этакую? Мне-то с вами бечь вовсе некогда! Обождите хоть, покуда уборку закончу…
– Я не буду ждать! Здесь дела на одну минуту, лазарет в двух шагах! – решительно сказала Наташа, отстраняя горничную и накидывая на плечи лёгкую тальму. – А горшки мне донесёт Волынин… Волынин, донесёте, не правда ли? Не тяжело будет сразу два горшка?
– Слушаюсь, барышня. – с усмешкой пробасил скучавший у забора казак. – Это для нас пустяки!
– Ну, вот и чудно. Агаша, не волнуйся, я прямо из лазарета пойду к Стевецким, они давеча приглашали на чай. – Наташа передала бальзамин казаку, сама подняла герань и уже из-за калитки крикнула, – И не разбирай без меня книги, я потом ничего не смогу найти!
– Ишь ты, попрыгала… Дотемна ворочайтесь, барышня! – с напускной строгостью крикнула вслед горничная. – И пусть вас проводит кто от Стевецких! Ежель чего – мне ведь отвечать-то!
В ответ прилетело весёлое: «Не беспокойся, мой друг!» Агаша вздохнула, улыбнулась и проворчав: «Чисто коза поскакала!» принялась смахивать веником с крыльца просыпавшуюся из горшков землю.
До лазарета дошагали быстро, и в «лаборатории» Наташу приняла Устинья.
– Здравствуйте, барышня, – осторожно сказала она. – Это куда ж такую красоту-то?
– Волынин, пожалуйста, поставьте здесь, спасибо… И можете идти… Здравствуйте! Вы – фельдшерица? Я очень рада знакомству, меня зовут Наталья Тимаева.
Устинья, к которой впервые в жизни обратились на «вы», на всякий случай поклонилась в пояс и украдкой огляделась в поисках доктора. Иверзнев вышел из «смотровой», вытирая руки полотенцем.
– Добрый день, Наталья Владимировна! Вы, я вижу, уже с Устиньей познакомились? Она и есть тут настоящий врач, я у неё на подхвате…
– Ну что за глупости говорите, Михайла Николаич, слушать совестно! Барышня, вы вниманья не обращайте… Какие цветы-то красивые – страсть!
– Это для вашей Василисы. – смущённо сказала Наташа, осматриваясь в светлой, чистой, отскобленной добела комнате. – Михаил Николаевич вчера сказал мне, что она…
Недоверчивое лицо Устиньи сразу же просветлело. Повернувшись, она громко крикнула:
– Васёна! Живо сюда беги! Бросай свою тряпку, беги!
– А чего? – из сеней, на ходу обдёргивая подоткнутый подол, вышла Василиса. Её узкие маленькие ступни оставляли на половицах мокрые следы, толстая коса была небрежно скручена на затылке. Увидев барышню, она испуганно попятилась.
– Да ты не бойся! – весело сказала Устинья. – Барышня добрая, она для тебя цветов принесла! Цветов!
Глаза Василисы засветились из-под низко надвинутого платка живым и страстным блеском. Неловко поклонившись барышне, она впилась взглядом в растения.
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Мыслимое ли дело творится в Российской империи: потомок старинной дворянской фамилии Михаил Иверзнев влюбился в крепостную крестьянку Устинью, собственность его лучшего друга Никиты Закатова! А она мало того что дала решительный отказ, храня верность жениху, так еще и оказалась беглой и замешанной в преступлении – этот самый жених вместе с братом, защищая ее, убил управляющую имением. И страдать бы Иверзневу от неразделенной любви, если бы не новая беда – за распространение подозрительной рукописи среди студентов он схвачен жандармами.
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.