Отверженный дух - [56]

— Ничего, сейчас побреюсь, приму ванну, — неожиданно, с размаху, он попытался заключить сына в объятия. Тот отскочил, как ужаленный.

— От тебя воняет!

— Ну, может быть, я ведь все это время не мылся.

— Почему это ты не мылся? — Доминик-Джон отступил еще на шаг; личико его исказилось брезгливой гримасой.

— Как-то все… забывал, что ли.

— В цивилизованном обществе не забывают о таких вещах. Было бы очень неплохо, если бы ты, для начала, занялся собой, а потом помог мне найти планшетку.

— Ты ее потерял? Хорошо, вот переоденусь, и сразу пойдем искать.

Я перевел дух: холодность сына, кажется, ничуть Арнольда не задела. Он стоял в каком-то оцепенении, не в силах отвести от любимого чада восхищенных глаз. Неизъяснимое блаженство разлилось по его усталому лицу — и как-то стерло ужасную маску. Может быть, она мне лишь привиделась в темноте?

— Любимый мой, сколько же мы с тобой не виделись! — воскликнул Арнольд с нежностью.

— Мы не виделись с воскресного вечера, — послышалось в ответ. — Между прочим, я хотел позвонить тебе, но сделать мне этого почему-то не разрешили. А мне есть что тебе сообщить.

— Ну и отлично: пока буду бриться, обо всем и расскажешь.

Он снова будто забылся: положил грязную ладонь на золотистую головку и принялся ласково поглаживать густые шелковистые пряди, от макушки до затылка, подолгу останавливаясь пальцами на тоненькой шейке. Доминик-Джон изо всех сил терпел: лишь подрагивающие ресницы выдавали его чувство.

— Пойдем-ка наверх, а? Ты подготовишь мне ванну, а я постепенно начну приводить себя в человеческий вид…

Я хотел было подняться с ними, но на полпути остановился в раздумье. Отец шел, все еще держа руку на плече сына: они говорили так громко, что было странно, как это Вайолет до сих пор не проснулась. Арнольд расслаблялся на глазах; радость долгожданной встречи вытеснила, по крайней мере на время, страх перед таинственными «преследователями». Но главное, поднимаясь по лестнице, он дважды споткнулся, а на площадке сладко потянулся и во весь рот зевнул. Это уже давало надежду.

— Спокойной ночи, Баффер, — Арнольд повернулся ко мне, — спи спокойно.

Дверь за ними закрылась. Никто не вспомнил о том, что спать спокойно мне теперь негде. Я постоял немного, услышал шум воды и пошел к Вайолет. На стук никто не ответил. Я нажал ручку — дверь, к счастью, оказалась незаперта.

Вайолет спала мертвым сном, при свете включенной лампы, разметав роскошные волосы по подушке. Почему она до сих пор не проснулась от шума, я понял, увидев рядом на тумбочке пузырек с капсулами. Жалко было будить ее, но кто, как не она, имеет право первой узнать о возвращении?

Я протянул руку и осторожно потряс Вайолет за плечо. Она тихо застонала, повернула ко мне голову и несколько секунд, похоже, не могла понять, кто это перед ней.

— Что такое?!

— Арнольд вернулся.

— Где он? — Язык у нее заплетался, видимо, доза была чувствительной.

— У себя в спальне, с мальчиком. Сейчас же хочу позвонить Фабиенн. Извините, что разбудил, но мне казалось, вам лучше узнать об этом как можно скорее.

— Погодите секунду, — она нащупала пеньюар у подножия кровати. — А где он был, не рассказывал?

— Нет, ни слова.

Мы поднялись на площадку: за дверью все еще шумела вода. Плохо, подумал я; в таком состоянии как бы он не заснул в ванной: на сыночка в этом случае надежды мало — будет стоять себе рядом и наблюдать, как тонет отец, — даже, пожалуй, без любопытства.

Я распахнул дверь; в ноздри сразу же ударил запах сажи. В камине, на белом листе бумаги, аккуратно расстеленном служанкой, валялся обгорелый спичечный коробок — следы моего здесь пребывания. Не видно было ничего, что могло бы так пахнуть.

Арнольд, все еще одетый, вытянув ноги, сидел в кресле; голова его тяжело свесилась на грудь. В такие минуты сознание выхватывает из общей картины одну деталь, которая потом всю жизнь преследует тебя кошмаром. Взгляд мой остановился почему-то на пролысинке у самого носка ботинка; кожа здесь была стерта почти насквозь.

— О бедный Арнольд! — Вайолет, наверное, первым делом увидела полуоторванную подошву. Она подбежала и положила руку ему на плечо. Арнольд пошевелился и с трудом поднял веки. Затем сонно нам улыбнулся и промямлил:

— Привет.

«Где же там Доминик-Джон, — подумал я, — все никак не наполнит ванну?»

«Что же нам с ним делать?» — спросила Вайолет без слов, одним только взмахом ресниц.

— Давай помогу раздеться, — я подошел к креслу. Он продолжал улыбаться; смысл моих слов до него не дошел.

— Ну вот и все. Ей он теперь не достанется. Я позаботился об этом.

Я бросился к двери, за которой все еще слышался шум воды. Ванна была почти наполнена, мальчик лежал в ней лицом вниз. Я приподнял тело — головка свесилась под неестественным углом: на сломанной шее виднелись темные пятна. Кончик языка был зажат между двумя рядами белоснежных зубов.

— Какая вонь! — донеслось сзади; Вайолет ничего не видела за моей спиной, — дымоход, что ли, засорился? О боже, что это?

Я повернул голову и проследил за ее взглядом: от нижнего угла ванной вверх по стыку двух стен, до огромной черной кляксы под самым потолком. Будто кто-то швырнул кулек с сажей, и он взорвался — точно в верхнем углу.