Отверженные (часть 1) - [67]

Епископ, сидевший с ним рядом, слегка прикоснулся к его руке.
"You could not help telling me who you were.	- Вы могли бы и не говорить мне, кто вы.
This is not my house; it is the house of Jesus Christ.	Это не мой дом, это дом Иисуса Христа.
This door does not demand of him who enters whether he has a name, but whether he has a grief.	У того, кто входит в эту дверь, спрашивают не о том, есть ли у него имя, а о том, нет ли у него горя.
You suffer, you are hungry and thirsty; you are welcome.	Вы страдаете, вас мучит голод и жажда добро пожаловать!
And do not thank me; do not say that I receive you in my house.	И не благодарите меня, не говорите мне, что я приютил вас у себя в доме.
No one is at home here, except the man who needs a refuge.	Здесь хозяин лишь тот, кто нуждается в приюте.
I say to you, who are passing by, that you are much more at home here than I am myself.	Говорю вам, прохожему человеку: этот дом скорее ваш, нежели мой.
Everything here is yours.	Все, что здесь есть, принадлежит вам.
What need have I to know your name?	Для чего же мне знать ваше имя?
Besides, before you told me you had one which I knew."	Впрочем, еще прежде чем вы успели назвать мне себя, я знал другое ваше имя.
The man opened his eyes in astonishment.	Человек изумленно взглянул на него.
"Really?	- Правда?
You knew what I was called?"	Вы знали, как меня зовут?
"Yes," replied the Bishop, "you are called my brother."	- Да, - ответил епископ, - вас зовут "брат мой".
"Stop, Monsieur le Cur?," exclaimed the man.	- Знаете что, господин кюре! - вскричал путник.
"I was very hungry when I entered here; but you are so good, that I no longer know what has happened to me."	- Входя к вам, я был очень голоден, но вы так добры, что сейчас я и сам уж не знаю, что со мной, - у меня как будто и голод пропал.
The Bishop looked at him, and said,-	Епископ посмотрел на него и спросил:
"You have suffered much?"	- Вы очень страдали?

"Oh, the red coat, the ball on the ankle, a plank to sleep on, heat, cold, toil, the convicts, the thrashings, the double chain for nothing, the cell for one word; even sick and in bed, still the chain!	- Ох! Арестантская куртка, ядро, прикованное к ноге цепью, голые доски вместо постели, зной, стужа, работа, галеры, палочные удары! Двойные кандалы за ничтожную провинность. Карцер за одно слово. Даже на больном, в постели, все равно кандалы.
Dogs, dogs are happier!	Собаки, и те счастливее нас!
Nineteen years!	Девятнадцать лет!
I am forty-six.	А всего мне сорок шесть.
Now there is the yellow passport.	Теперь вот желтый паспорт.
That is what it is like."	Вот и все.
"Yes," resumed the Bishop, "you have come from a very sad place.	- Да, -сказал епископ, -вы вышли из юдоли печали.
Listen.	Но послушайте.
There will be more joy in heaven over the tear-bathed face of a repentant sinner than over the white robes of a hundred just men.	Залитое слезами лицо одного раскаявшегося грешника доставляет небесам больше радости, чем незапятнанные одежды ста праведников.
If you emerge from that sad place with thoughts of hatred and of wrath against mankind, you are deserving of pity; if you emerge with thoughts of good-will and of peace, you are more worthy than any one of us."	Если вы вышли из этих печальных мест, затаив в душе чувство гнева и ненависти к людям, вы достойны сожаления; если же вы вынесли оттуда доброжелательность, кротость и мир, то вы лучше любого из нас.
In the meantime, Madame Magloire had served supper: soup, made with water, oil, bread, and salt; a little bacon, a bit of mutton, figs, a fresh cheese, and a large loaf of rye bread.	Между тем Маглуар подала ужин: постный суп с размоченным хлебом и солью, немного свиного сала, кусок баранины, несколько смокв, творог и большой каравай ржаного хлеба.
She had, of her own accord, added to the Bishop's ordinary fare a bottle of his old Mauves wine.	Она сама догадалась добавить к обычному меню епископа бутылку старого мовского вина.
The Bishop's face at once assumed that expression of gayety which is peculiar to hospitable natures.	На лице епископа внезапно появилось веселое выражение, свойственное радушным людям.
"To table!" he cried vivaciously.	- Прошу к столу! - с живостью сказал он.
As was his custom when a stranger supped with him, he made the man sit on his right.	Он усадил гостя по правую руку, как делал всегда, когда у него ужинал кто-либо из посторонних.
Mademoiselle Baptistine, perfectly peaceable and natural, took her seat at his left.	Батистина, державшаяся невозмутимо спокойно и непринужденно, заняла место слева от брата.
The Bishop asked a blessing; then helped the soup himself, according to his custom.	Епископ прочитал перед ужином молитву и, по своему обыкновению, налил всем суп.
The man began to eat with avidity.	Гость жадно набросился на еду.
All at once the Bishop said:	Вдруг епископ заметил:
"It strikes me there is something missing on this table."	- Однако у нас на столе как будто чего-то не хватает.
Madame Magloire had, in fact, only placed the three sets of forks and spoons which were absolutely necessary.	В самом деле, Маглуар положила на стол только три прибора, по числу сидевших за столом человек.