Отверженные (часть 1) - [62]

Маглуар носила на голове белый чепец с гофрированными оборками, а на шее золотой крестик - единственное золотое женское украшение, которое можно было найти в этом доме; белоснежная косынка оживляла ее черное платье из толстой шерстяной материи с широкими короткими рукавами; передник из бумажной ткани в красную и зеленую клетку, перехваченный на талии зеленым кушаком, и такой же нагрудник, приколотый сверху двумя булавками, довершал ее туалет; на ногах у нее были грубые башмаки и желтые чулки, какие носят жительницы Марселя.
Mademoiselle Baptistine's gown was cut on the patterns of 1806, with a short waist, a narrow, sheath-like skirt, puffed sleeves, with flaps and buttons.	Платье Батистины было скроено по фасону 1806 года; короткая талия, узкая юбка, рукава с наплечниками, клапаны и пуговки.
She concealed her gray hair under a frizzed wig known as the baby wig.	Свои седые волосы она прикрывала завитым париком, причесанным "под ребенка", как тогда говорили.
Madame Magloire had an intelligent, vivacious, and kindly air; the two corners of her mouth unequally raised, and her upper lip, which was larger than the lower, imparted to her a rather crabbed and imperious look.	Маглуар производила впечатление неглупой, живой и добродушной женщины, хотя неодинаково приподнятые углы рта и верхняя губа, которая была у нее толще нижней, придавали выражению ее лица оттенок грубоватости и властности.
So long as Monseigneur held his peace, she talked to him resolutely with a mixture of respect and freedom; but as soon as Monseigneur began to speak, as we have seen, she obeyed passively like her mistress.	Пока монсеньор молчал, она разговаривала с ним весьма решительно, сочетая почтительность с фамильярностью, но стоило монсеньору заговорить, и - мы уже убедились в этом - она повиновалась так же беспрекословно, как и ее хозяйка.
Mademoiselle Baptistine did not even speak.	Батистина даже не разговаривала.
She confined herself to obeying and pleasing him.	Она ограничивалась тем, что повиновалась и одобряла.

She had never been pretty, even when she was young; she had large, blue, prominent eyes, and a long arched nose; but her whole visage, her whole person, breathed forth an ineffable goodness, as we stated in the beginning.	Даже в молодости она не отличалась миловидностью: у нее были большие голубые глаза навыкате и длинный, с горбинкой, нос, но все лицо ее, все ее существо - мы уже говорили об этом вначале - дышало невыразимой добротой.
She had always been predestined to gentleness; but faith, charity, hope, those three virtues which mildly warm the soul, had gradually elevated that gentleness to sanctity.	Она и всегда была предрасположена к кротости, а вера, милосердие, надежда - эти три добродетели, согревающие душу, - мало-помалу возвысили эту кротость до святости.
Nature had made her a lamb, religion had made her an angel.	Природа сделала ее агнцем, религия превратила ее в ангела.
Poor sainted virgin!	Бедная святая девушка!
Sweet memory which has vanished!	Милое исчезнувшее воспоминание!
Mademoiselle Baptistine has so often narrated what passed at the episcopal residence that evening, that there are many people now living who still recall the most minute details.	Батистина так часто рассказывала о том, что произошло в епископском доме в тот вечер, что многие из тех, кто еще остался в живых, помнят все до мельчайших подробностей.
At the moment when the Bishop entered, Madame Magloire was talking with considerable vivacity.	В ту минуту, когда вошел епископ, Маглуар что-то горячо говорила Батистине.
She was haranguing Mademoiselle Baptistine on a subject which was familiar to her and to which the Bishop was also accustomed.	Она беседовала с Батистиной на свою излюбленную тему, к которой епископ уже успел привыкнуть.
The question concerned the lock upon the entrance door.	Речь шла о щеколде у наружной двери.
It appears that while procuring some provisions for supper, Madame Magloire had heard things in divers places.	По-видимому, Маглуар, закупая провизию для ужина, наслушалась разных разностей.
People had spoken of a prowler of evil appearance; a suspicious vagabond had arrived who must be somewhere about the town, and those who should take it into their heads to return home late that night might be subjected to unpleasant encounters.	Поговаривали о каком-то бродяге подозрительного вида, о том, что в городе появился опасный незнакомец, что он шатается по улицам и что у тех, кому бы вздумалось поздно вернуться домой этой ночью, может произойти неприятная встреча.
The police was very badly organized, moreover, because there was no love lost between the Prefect and the Mayor, who sought to injure each other by making things happen.	Говорили также, что полиция никуда не годится, потому что префект и мэр не ладят между собой и, стараясь подставить друг другу ножку, нарочно устраивают всякие происшествия.
It behooved wise people to play the part of their own police, and to guard themselves well, and care must be taken to duly close, bar and barricade their houses, and to fasten the doors well.