Отверженные (часть 1) - [35]

The Bishop felt, without, perhaps, confessing it, that something within him had suffered extinction.	Епископ, быть может, сам себе в этом не признаваясь, почувствовал легкое смущение.
Nevertheless, he put a good face on the matter. He replied:-	Однако он не показал виду и ответил:
"The judge speaks in the name of justice; the priest speaks in the name of pity, which is nothing but a more lofty justice.	- Судья выступает от имени правосудия, священник выступает от имени сострадания, которое является тем же правосудием, но только более высоким.
A thunderbolt should commit no error."	Удару грома не подобает ошибаться.
And he added, regarding the member of the Convention steadily the while,	В упор глядя на члена Конвента, он добавил:
"Louis XVII.?"	- А Людовик Семнадцатый?
The conventionary stretched forth his hand and grasped the Bishop's arm.	Член Конвента протянул руку и схватил епископа за плечо.
"Louis XVII.! let us see.	- Людовик Семнадцатый! Послушайте!
For whom do you mourn? is it for the innocent child? very good; in that case I mourn with you.	Кого вы оплакиваете? Невинное дитя? Если так, я плачу вместе с вами.
Is it for the royal child?	Королевское дитя?
I demand time for reflection.	В таком случае дайте мне подумать.

To me, the brother of Cartouche, an innocent child who was hung up by the armpits in the Place de Gr?ve, until death ensued, for the sole crime of having been the brother of Cartouche, is no less painful than the grandson of Louis XV., an innocent child, martyred in the tower of the Temple, for the sole crime of having been grandson of Louis XV."	В моих глазах брат Картуша, невинное дитя, которое повесили на Г ревской площади и которое висело там, охваченное веревкой под мышками, до тех пор, пока не наступила смерть, дитя, чье единственное преступление состояло в том, что он был братом Картуша, не менее достоин сожаления, нежели внук Людовика Пятнадцатого - другое невинное дитя, заточенное в Тампль единственно по той причине, что он был внуком Людовика Пятнадцатого.
"Monsieur," said the Bishop, "I like not this conjunction of names."	- Сударь, - прервал его епископ, - мне не нравится сопоставление этих имен.
"Cartouche?	- Картуша?
Louis XV.?	Людовика Пятнадцатого?
To which of the two do you object?"	За которого из них вы желаете вступиться?
A momentary silence ensued.	Воцарилось молчание.
The Bishop almost regretted having come, and yet he felt vaguely and strangely shaken.	Епископ почти жалел о том, что пришел, и в то же время он смутно ощутил, как что-то поколебалось в его душе.
The conventionary resumed:- "Ah, Monsieur Priest, you love not the crudities of the true.	- Ах, господин священнослужитель, - продолжал член Конвента, - вы не любите грубой правды!
Christ loved them.	А ведь Христос любил ее.
He seized a rod and cleared out the Temple.	Он брал плеть и выгонял торговцев из храма.
His scourge, full of lightnings, was a harsh speaker of truths.	Его карающий бич был отличным вещателем суровых истин.
When he cried, 'Sinite parvulos,' he made no distinction between the little children.	Когда он вскричал Sinite parvu-los*, то не делал различия между детьми.
It would not have embarrassed him to bring together the Dauphin of Barabbas and the Dauphin of Herod.	Он не постеснялся бы поставить рядом наследника Вараввы и наследника Ирода.
Innocence, Monsieur, is its own crown.	Невинность, сударь, сама по себе есть венец.
Innocence has no need to be a highness.	Невинность не нуждается в том, чтобы быть "высочеством".
It is as august in rags as in fleurs de lys."	В рубище она столь же царственна, как и в геральдических лилиях. *Пустите детей (лат.).
"That is true," said the Bishop in a low voice.	- Это правда, - тихо проговорил епископ.
"I persist," continued the conventionary G--	- Я настаиваю на своей мысли, - продолжал член Конвента.
"You have mentioned Louis XVII. to me.	- Вы назвали имя Людовика Семнадцатого.
Let us come to an understanding.	Давайте же условимся.
Shall we weep for all the innocent, all martyrs, all children, the lowly as well as the exalted?	Скажите, кого мы будем оплакивать: всех невинных, всех страдающих, всех детей - и тех, которые внизу, и тех, которые наверху?
I agree to that.	Если так, я согласен.

But in that case, as I have told you, we must go back further than '93, and our tears must begin before Louis XVII.	Но в таком случае, повторяю, надо вернуться к временам, предшествующим девяносто третьему году, и начать лить наши слезы не о Людовике Семнадцатом, а о людях, погибших задолго до него.
I will weep with you over the children of kings, provided that you will weep with me over the children of the people."	Я буду оплакивать вместе с вами королевских детей, если вы будете вместе со мной оплакивать малышей из народа.
"I weep for all," said the Bishop.	- Я оплакиваю всех, - сказал епископ.
"Equally!" exclaimed conventionary G--; "and if the balance must incline, let it be on the side of the people.	- В равной мере! - вскричал Ж.- Но если чаши весов будут колебаться, пусть перетянет чаша страданий народа.
They have been suffering longer."	Народ страдает дольше.