Последние несколько фотографий были сделаны телеобъективом — с большого расстояния и из укрытия. Однако главное на них было видно: я влип.
Чертовы спецслужбисты следили за мной. С самого первого дня, когда в «Moon Way» застрелили китайца. Майор уверял, что это обычный порядок работы со свидетелями. Мне кажется, он врал и в тот момент они меня все-таки подозревали. Не знаю в чем.
Они начали за мной следить и сразу же обнаружили, что следят за мной не они одни. Спецслужбисты удивились. Затем заинтересовались. Навели справки. Выяснили, что ни милиция, ни расплодившиеся комитеты слежку за мной не устанавливали.
Тогда они попытались установить, кто же ее установил. И нарвались на настоящий приключенческий сериал.
Выяснилось, что погибшая и вроде бы даже похороненная в Тибете аспирантка профессора Толкунова развернула в городе активную деятельность.
Чем больше людей участвовало в поисках бриллианта, тем теснее становилось их амбициям. Ли не желал передавать алмаз властям, а консульство на этом настаивало. Дима не желал играть роль простого исполнителя, а просил долю. Дэн не доверял ни Ли, ни Диме, ни Жасмин…
Впрочем, даже при таком раскладе Жасмин должна была выиграть. Она бы все равно забрала алмаз себе, потому что она была умнее всех. Но тут появился я.
В тот момент, когда, выпив лишку в клубе «Moon Way», она подсела за мой столик, все пошло наперекосяк. Я был лишним в ее плане, и план рассыпался, как любят рассыпаться скелеты из школьных кабинетов анатомии. Лишний повод задуматься о вреде алкоголя и случайных знакомств.
…Я поднялся со скамейки и побрел вниз по улице. Когда я дошагал до третьего перекрестка, на моем пути встретились семеро сборщиков пожертвований.
Я по-прежнему совал в их ящики свои бабки. Пользуйтесь, чего уж там. Потом я опять устал идти и спустился в кафе. Разумеется, оно было оформлено под Австро-Венгрию времен Первой мировой.
Уютно и чистенько. На стойке бара — украшенная елочка. На окнах — серпантин и гирлянды. Пражские кафе вообще однотипны.
— Чего желает пан?
— У пана болит голова. Пану бы одно пиво. Светлое.
Услышав русскую речь, бармен расстроился, но пива все равно налил. Я сказал ему «спасибо».
За эти недели, что я провел в Праге, я много думал насчет того, что на самом деле произошло тогда в дацане. Сколько народу побывало в монастыре в тот субботний вечер? Пятнадцать? Двадцать? А живым остался я один…
Ни в одной из просмотренных мною в больнице газет о перестрелке и взрыве вертолета не было ни строчки. Инцидент замяли. Несмотря на отсутствие видимой цензуры и все разговоры о свободе слова, лишь малая доля того, что известно газетчикам, бывает опубликована. Уж я-то знаю.
Это не хорошо и не плохо — это просто так. Отнюдь не обо всем можно говорить вслух. Так что, возможно, бриллиант предназначен майором Борисовым совсем не для музея.
Но — больше это не мое дело. Мне плевать. Я попал в эту историю случайно. Блондинка в найт-клабе подсела ко мне за столик — вот и все. Этот камень никогда не был мне нужен. Больше того, мне не очень нужны даже причитающиеся проценты.
Нет, сначала-то я обрадовался. Еще как! Еле дождался, пока смогу толком ходить, вырвался из госпиталя, побежал оформлять документы…
Я пригубил пиво и улыбнулся. Приехав из больницы в свою опять сырую, опять неприбранную, пахнущую тоской и алкоголем квартиру, я почувствовал: есть шанс все изменить. Не просто поменять работу, друзей, квартиру и привычки. Изменить ВСЕ. Начать еще раз.
Прошло всего три недели, и я был уже абсолютно не способен вспомнить — что следовало начать?.. почему еще раз?
Деньги — это отличная штука. Не стоит даже обсуждать такие банальности. Когда денег нет — это плохо. Когда деньги есть — это хорошо. Однако когда денег ЧЕРЕСЧУР МНОГО — это опять плохо.
Что мне делать со всей обрушившейся горой наличности? Раньше я работал, чтобы не умереть с голоду. Работа у меня была грязная, но в то же время и интересная. А теперь?
Допустим, я куплю себе в Праге квартиру. Даже целый дворец. Заплачу горничной жалованье на год вперед. Съезжу на сафари в Кению. Что потом? Впереди годы и годы…
На ум приходило одно: сопьюсь и кончу дни в приюте для неизлечимых чешских алкашей. Короче, еще вчера я решил: пора завязывать. Пришло время возвращаться.
Прага — это, конечно, праздник, который всегда с тобой, и все в таком роде. Но — пусть я буду вспоминать об этом празднике издалека. Пусть все это будет для меня тем, чем и должно быть — мечтой. Несбыточной.
Ну а деньги пристрою, решил я. Способ найдется. В конце концов, должен же у меня в стране существовать какой-нибудь Фонд детских домов. Что я в этой жизни действительно люблю, так это детишек. Своих нет, так помогу хоть чужим.
Готов допустить, что такой выход покажется кому-то смешным. Что ж, я не против. Пусть кто-то весело посмеется.
И знаете, стоило мне все это решить, как жизнь снова стала опять интересной. Осмысленной. Появилась даже мысль о том, что если я решил плюнуть на бабки, то имею право хоть оттопырить напоследок?
Вчера я отправился в самый дорогой ресторан, какой смог отыскать по путеводителю, и заказал копченого лосося, гуся с каштанами, кровяной колбасы, устриц, икру, улиток, зачем-то шампанское «Лоран-Порье», а также большое количество водки.