Отвечая за себя - [31]

Все НТР приводили к смене правящего класса и преобразованию элит.

Все НТР лишали огромные массы людей традиционных средств их существования (огораживание), но создавали совершенно новые (пролетариат).

Все НТР сопровождались контрреволюционными движениями, как социальными, так и разрушителями техники (луддиты).

Последствия НТР сказывались не только в тех странах, где они происходили, но и в очень далёких.

Английская промышленная революция плохо отразилась на Беларуси XVIII века. И Речь Посполитая, и ВКЛ сильно пострадали от первой английской промышленной революции потому, что не приняли её как неизбежность и не имели концепции и стратегии для развития. А вот Восточная Пруссия, хотя и переживала такие же последствия НТР на другом конце Европы, смогла воспользоваться ситуацией и стала ядром мощнейшего государства в следующем веке.

Так и сейчас. Цифровая трансформация экономики и всего жизненного уклада — это неизбежность. Хотим мы этого или не хотим — это происходит.

Можем ли мы воспользоваться всем тем новым, что несёт нам эта НТР в свою пользу?

Игорь Мамоненко оптимист. Он верит и знает, что сможем.

Я, как всегда, ворчу, потому что вижу опасности и риски.

Поэтому я знаю, что мы только тогда сможем воспользоваться глобальной цифровой трансформацией, если доведём проект IT-страны:

— сначала до ума и до совершенства;

— потом до реализации и воплощения в нашей Беларуси.

Тут думать надо! Крепко и ответственно.

И как бы парадоксально это ни прозвучало, первое и главное, чего не хватает прорабам и строителям IT-страны, — это гуманитарной грамотности и компетентности.

Страна — это гуманитарный объект. Её можно оцифровать, можно передать под управление искусственного интеллекта, но интенциональность и рефлексивность от этого не исчезнут.

***

Диктатура = бардак.

В медиапространство вброшена новая тема: диктатура.

Собственно, в теме нет ничего нового, кто только ни высказался о «последней диктатуре Европы», и уже давно все поправляют — предпоследняя.

Сам диктатор давно признал себя диктатором. Правда, его окружение это признание несколько коробило, и они пытались сделать вид, что это шутка.

Но недавно пресс-секретарь объявила, что в стране диктатура и что это хорошо, что диктатура может быть востребована в мире и это может стать брендом Беларуси.

Я давно говорю, что все ошибаются: в Беларуси не последняя диктатура. В Беларуси установлена первая диктатура XXI века. Поэтому для меня в заявлении Натальи Эйсмонт не было ничего удивительного.

Да, диктатура.

Да, в Европе распространяется мода на диктатуру.

Раньше диктатура была чем-то стыдным, её старались выдать за некую особую специфическую форму демократии.

Но в эпоху постправды, фейковых новостей, сакрализации мнений в противовес знанию и истине диктатура может стать привлекательной, может стать проявлением свободы мнений.

Собственно, так оно и есть. Лукашенко — диктатор, он очень нравится россиянам и украинцам, которым кажется, что порядок лучше бардака.

Но им извне не видно, что Лукашенко диктатор бардака.

В стране бардак, полный плюрализм, и именно это обстоятельство делает возможным диктатуру.

В Беларуси установилась первая диктатура эпохи полного постмодернизма. И хотя она установилась в 1994 году, она стала предвестником политической моды XXI века.

Беларусская диктатура совсем не похожа на диктатуры индустриальной и постиндустриальной эпохи.

Все диктатуры индустриальной эпохи, кроме большевистской, были националистическими, некоторые с элементами фашизма, не придававшего значения этническим признакам и крови, другие с элементами нацизма, где кровь и этнос становились центральными стержневыми элементами идеологии.

Большевистская диктатура в СССР в первые десятилетия казалась совсем не националистической. Главным её признаком считался интернационализм. Но это объяснялось надеждой на всемирную диктатуру пролетариата и на мировую перманентную революцию. Когда надежда на это померкла, Сталин вернул национализм в идеологию. Это был национализм не нацистского типа. Он был больше похожим на фашизм, хотя и с элементами антисемитизма в отдельные периоды, с элементами геноцида в отношении отдельных малых народов и с намерением стереть все этнические различия в будущей «новой исторической общности — советский народ».

Советский народ должен был стать чем-то похожим на американский. Точно так же, как американцы могли помнить о своих этнических корнях, но все становились американцами ирландского, итальянского, еврейского, польского и т.д. происхождения, так и советские люди могли помнить, что их предки были таджикам и татарами, чухонцами, латышами или беларусами, но становились все одинаково советскими.

Для нежелающих растворяться в общеамериканской общности индейцев созданы резервации. Нечто аналогичное для «коренных народов» было бы создано и в СССР, если бы он вовремя не развалился.

Но это мне сейчас не так важно.

Важно другое!

Диктатуры индустриальной эпохи были идеологическими, они вводили единомыслие. В идеале — полное единомыслие, с уголовным преследованием инакомыслия и мыслепреступления.

Некоторые исследователи выделяли два типа диктатур ХХ века: авторитарные и тоталитарные.