Отважный капитан - [7]

— Ладно, воевода, спою! — тут же согласился Радуил. Он встал на ноги и, опершись на свое ружье, запел протяжную и длинную песню, которой, казалось, не будет конца.

Гайдуки увлеченно слушали, а Кара Танас, теребя черный ус, время от времени качал головой.

Из гайдуцкого стана Георгий возвратился в радостном настроении. Уже на следующий день он сообщил отцу и матери о своем решении уйти в Валахию. Понимая, что теперь им не удержать сына, родители благословили Георгия.

— Ступай, сынок, — сказал ему отец. — Ты уже взрослый, умный. Иди к русским братьям. Может, у них тебе будет не хуже, чем дома…

И подался Георгий со своими товарищами на валашскую землю, где уже вовсю гремели пушки.

ВОЛОНТЕР

Пускай люди знают, как мы прятались в монастыре. Нагрянули спахии[18], они грабили, брали в полон, насиловали. В ту пору московец взял Бухарест и Бендеры, Хотин и Исакчу и Кулу. И всяк говорил: «Встаньте, мертвые, чтоб на ваше место легли мы, живые».

Писал я, Никола, приходский священник в селе Дебельце.

Чтобы достичь Дуная, молодым котленцам потребовалась целая неделя. По дороге к ним присоединилось еще несколько парней, так что на пристани в Силистре их уже был целый отряд. По дороге турецкие власти не раз останавливали и подозрительно допрашивали, откуда они. Парни уверяли, что они огородники, идут на заработки к румынским чокоям — помещикам и с самым безобидным видом шли дальше. У большинства в переметных сумах были лопаты, тяпки — чем не огородники?

Едва переправившись через Дунай и ступив на румынскую землю, Георгий и его земляки сразу начали спрашивать, где находятся русские войска. Валахи относились к ним с братским сочувствием и охотно подсказывали, куда им идти.

Иные же из хозяев пытались отговорить их.

— Зачем вам русские войска? Идите лучше к нам в имения, — уговаривали они. — И белый хлеб будете есть, и денег заработаете… А война — ей конца не будет.

— Мы пришли не на заработки, — отвечал им Георгий, — а для того, чтоб драться с турками и освободить свое отечество.

— Отечество и без вас освободится, — насмешливо возражали валашские чокои. — Вы сперва денег заработайте да постарайтесь выбиться в люди, а уж тогда пекитесь о своем отечестве.

Это бесило болгарских юношей, но что поделаешь: они находились в чужой стране и, чтобы избежать стычек с валахами, шли дальше. Вблизи Бухареста им повстречались болгарские переселенцы. Парни решили узнать у них, принимают ли русские добровольцев в свою армию.

— Братцы, — отвечали им болгары-переселенцы, — мы тоже ждем не дождемся, чтоб нас приняли, только добровольческие отряды пока не формируются. Вот начнут формировать, тогда…

— А есть какая-то надежда?

— Кто его знает… Подождем, позовут нас — мы тут как тут.

— А чего ради сидеть и ждать? — возразил Георгий. — Не лучше ли самим пойти к русским.

И повел Мамарчев своих товарищей к русскому начальству. К ним присоединились и другие болгарские юноши: одни — из семей старых поселенцев, другие — пришедшие из Болгарии недавно. Всем им не терпелось поступить на службу в русскую армию и драться с турками.

К тому времени у русского командования еще не созрело решение о формировании добровольческих отрядов, поэтому болгарам было отказано. Это их крайне огорчило. Одни из них разбрелись по ближайшим помещичьим усадьбам, другие стали посматривать в сторону Болгарии.

Георгий оставался непреклонным.

— Будь что будет, — сказал он своим товарищам, — в Болгарию я не возвращаюсь. Я не вол, чтоб снова совать голову в ярмо. Кто хочет, пускай себе идет. Я останусь здесь до тех пор, пока меня не возьмут в армию.

— А если не возьмут?

— Не беспокойтесь, возьмут!

Он принадлежал к категории людей, которым не свойственно идти на попятную, которые никогда не останавливаются на полпути и не отказываются от данного слова.

Близкие его товарищи знали об этом упорстве Мамарчева, поэтому они не стали его разубеждать. Напротив, они согласились с ним, что о возврате не может быть и речи, и решили оставаться в Валахии все время, пока будет длиться война между Россией и Турцией, — авось подвернется удобный случай вступить в армию.

Трое болгар устроились па работу в одно из имений близ Бухареста.

Георгий был рослый, крепкий, как его деды и прадеды, жившие на склонах Еркечских гор, в лесах Восточных Балкан. У него были черные как уголь глаза, такие же черные, причесанные назад волосы, тонкие усы и сильные руки. Стоило увидеть его раз, чтоб навсегда запомнилось это лицо, этот орлиный взгляд. Разумеется, чокоев больше интересовали его мускулистые руки, для них было важно, чтоб он мог пахать, копать землю. Что касается его земляков, которые жили и работали вместе с ним, то они особенно ценили доброту и честность Георгия. Они твердо знали, что Буюк сам в огонь пойдет, но их в беде не оставит.

Георгий поддерживал с болгарами тесную дружбу: он писал за них письма — большинство парней были неграмотны; изучив вскоре румынский язык, водил их по городу; часто толковал с ними о политических новостях, о Наполеоне Бонапарте и многом другом, что так волновало мир. Однажды он заметил многозначительно:

— В Греции и Сербии что-то началось. Посмотрим, что дальше будет… Лиха беда — начало!