Отважный капитан - [49]

— Слава богу! — сказал он со вздохом. — Наконец-то мы приехали! Петр, поставьте с отцом Сысоем на место лошадей и хорошенько обсушите их, прежде чем задать им зерна. Ступайте… Отец Сергий в монастыре?

— Тут, бай Велчо, у себя, — ответил монах.

Хорошо знакомый с обстановкой монастыря, Велчо сразу стал подниматься по деревянной лесенке к кельям. В притихшей обители звонко раздавались его шаги. Келья отца Сергия находилась в самом конце темного коридора. Нащупав сводчатую дверь, Велчо трижды постучался.

— Отец Сергий, можно к тебе?

Внутри послышались шаги. Затем донесся звонкий юношеский голос:

— Входи!

— Гостей принимаешь?

Скрипнула низкая деревянная дверь, и на пороге появился отец Сергий — высокий, с черными длинными волосами, падавшими на широкие плечи, с бородой и усами, скрывавшими добрую половину его лица, с густыми бровями, под которыми, словно горящие угли, светились глаза.

— А я только что о тебе думал, бай Велчо! — широко распростер руки улыбающийся игумен. — Где ты пропадал? Что с тобой случилось? Милости прошу!..

— Да вот брожу по свету, отче, скликаю беды на свою голову.

— Понимаю, Велчо, все мы грешники…

Гость вошел в тесную келью. Дощатый пол был застлан рогожкой. Близ зарешеченного оконца стояла низкая деревянная кровать, рядом — глиняный кувшин с водой, лавка, на ней чернильница, орлиное перо, Евангелие и пороховница. Над кроватью висели два пистолета, а у иконы мерцала лампадка. Трепещущий язычок пламени едва освещал комнатушку бледным светом. У самой двери висел железный крест. Подойдя к нему поближе, Велчо увидел, что это вовсе не крест, а обоюдоострый меч с посеребренной рукоятью.

— Ты голоден? — спросил игумен, доставая из шкафа в стене суму с хлебом. — Видал такого хозяина — еще спрашивает! — упрекнул сам себя отец Сергий и засмеялся. — Ну кто спрашивает гостя, хочет ли он есть? Ты уж прости, бай Велчо. Что с нас, дикарей, взять! Живем в этой глуши… Ну, садись, присаживайся! Закусим чем бог послал…

Велчо уселся по-турецки на рогожку. Отец Сергий постлал перед ним пеструю скатерку, нарезал хлеба. Затем поставил миску холодного грибного супу, тарелку свежей рыбы, политой уксусом, несколько головок чеснока, горсть маслин и немного ломкой лясковской пастырмы,[46] которую Велчо очень любил. Под конец игумен извлек из шкафа флягу с красным вином местного, монастырского, производства и сел против гостя.

— Ну, бай Велчо, буюрусум[47] усмехнулся отец Сергий. — Рыбы я сам наловил, вино из нашего монастырского винограда — я сам его сажал, сам обрезал… Только маслины и пастырма не мои, но раз они тут, на нашей трапезе, — они наши. Поэтому ешь и ни о чем не спрашивай. На здоровье и добро пожаловать!

Игумен поднял флягу, отпил немного и подал гостю.

— Я сперва проглочу чего-нибудь солененького, а тогда уж… — сказал Велчо и приставил флягу к колену.

— Закусывай, закусывай, — согласился отец Сергий. — А уж потом расскажешь мне, что ты видел и слышал на белом свете.

— Белый свет широк, святой отче, но не дай бог тебе столкнуться с тем, что мне довелось увидеть сегодня совсем недалеко отсюда!

— Что же ты видел, Велчо?

— Мы проезжали через чумное село, отче.

— Через Янковцы?

— Не знаю его названия, — горестно продолжал Велчо. — У меня сердце перевернулось. Есть не могу, когда подумаю… Чем мы согрешили, что бог наказывает нас так жестоко?

— Скверно, Велчо, скверно! — вздохнул игумен. — Все деревни и хутора окрест были объяты огнем. Страшная напасть. Это турки принесли ее из Анатолии. Где бы она ни прошла, всюду полное опустошение. Вся земля усеяна могилами и крестами. За что нам такое наказание, я и сам не пойму! Мало нам рабства, так еще чума!

— Поля запустели, виноградники заросли бурьяном, — добавил Велчо.

— После того как вымерли люди, Велчо, подохла и скотина. Никакой помощи ниоткуда.

Временами мигала лампадка, на стенах трепетали тени, в полумраке поблескивали закапанные воском иконы, как бы внимая печальному рассказу.

Излив друг другу горестные чувства по поводу увиденного и услышанного, Велчо и отец Сергий покончили со своей трапезой и углубились в разговор, который их особенно интересовал.

— Капитан Буюкли шлет тебе привет, — начал Велчо, положив за спину подушку и усевшись поудобнее.

— Правда? Откуда же он меня знает?

— Слышал он о тебе. Бойчо из Церапина рассказывал ему про тебя.

Отец Сергий усмехнулся:

— Скажи на милость!.. Ему что, делать нечего? Да и про что, собственно, он мог ему рассказать?

— Про твои подвиги в нашем крае. И про то, как ты со связанными руками вскочил на коня и сбежал от янычар…

Отец Сергий захохотал: ему стало весело оттого, что капитан Мамарчев узнал вдруг о вещах, о которых бесстрашный игумен сам почти забыл.

— А про осаду монастыря он слышал? Про то, как мы разбили башибузуков и обратили их в бегство.

— Слышал… Что ни случалось в нашем крае — обо всем он знает.

Усмехающийся отец Сергий удивленно качал головой.

— Ну, а что еще он говорил, наш капитан?

— То дело, говорит, которое мы задумали в тысяча восемьсот двадцать девятом году, нам следует довести до конца. Дибич тогда не стал нам помогать, потому как их политика не позволяла, но теперь мы все возьмем в свои руки и непременно добьемся своего. Нам, говорит, надо все делать своими силами. Ни на кого другого мы надеяться не будем.