Отважный капитан - [10]

— Друзья, — доверительно сообщил Георгий своим товарищам, — Греция поднимается! В горах Халкидики и ближе к морю, в старой Греции, бродят целые отряды вооруженных бунтовщиков; как только пробьет урочный час, повстанцы обрушат свой кулак па Оттоманскую империю.

— А ты откуда знаешь? — перебивали его нетерпеливые болгары, придвигаясь к нему поближе, чтобы лучше слышать.

— Мне мой хозяин сказал, здешний помещик. Он с греками на короткой ноге, — продолжал Георгий. — По его словам, румыны хлопочут об оказании помощи тем христианам, что стонут под игом турецкого полумесяца.

Скоро эта весть облетела все столы, и Георгий оказался в центре внимания. И греки, и сербы, и хорваты, и болгары — все до одного обрадовались, как дети. Тишину бухарестской площади то и дело нарушали возгласы: «Живио!», «Ясу!», «Да живее!»

Висевшие на ветвях старого дуба две керосиновые лампы покачивались от дуновения ветра, и причудливые тени возбужденных бунтовщиков трепетали и плясали вокруг, словно призраки сказочных великанов.

— Все на помощь грекам!

— Да здравствует Греция!

— Да здравствует Эллада!

Под конец разгоряченные волонтеры спели старинную греческую песню.

А между тем слухи о бунтах в старой Греции все больше овладевали умами волонтеров.

К 1821 году брожение в Молдове и Валахии усилилось еще больше. Греческий патриот Александр Ипсиланти уже формировал добровольческие полки, которые должны сражаться против турецкой армии.

Мамарчева охватило волнение: зачислят ли его в один из этих полков?

— Освободим Грецию, — говорил он своим землякам, — а тогда и наша очередь. Сербия, можно сказать, уже освобождена. На очереди Греция… А там и болгарам счастье улыбнется.

— Ишь как ты все хорошо рассчитал, Георгий! — возражали ему маловеры. — Только ежели не пособит трактирщик, то, видимо, такого великана, как Турция, нам не одолеть. Сколько раз народ подымался — и восстания и войны, а воз и ныне там!

— Тогда укрывайтесь в тени вашего великана, а мы не намерены сидеть сложа руки! — гневно ответил Георгий. — И без петухов наступит рассвет!

Однажды к Мамарчеву пришли специальные посланцы от Ипсиланти и предложили ему поступить на службу в повстанческое войско. Он тут же согласился. Греки спросили, не последуют ли его примеру и другие болгары. Георгий не сомневался в этом, но, прежде чем дать окончательный ответ, он должен был переговорить со всеми земляками.

Через несколько дней он собрал на окраине Бухареста человек двадцать болгар — все молодцы как на подбор — и спросил у них без обиняков, желают ли они пойти добровольцами в армию Ипсиланти. Парни словно бы только этого и ждали.

— Мы пойдем куда угодно, лишь бы драться с турками! — сказали они. — Кто будет нашим предводителем?

— О предводителе пока речи не было, — ответил Мамарчев. — Сейчас главное — сколотить отряд юнаков, чтоб, увидев его, Ипсиланти сказал: «Спасибо, братья болгары, за то, что вы пришли сражаться за свободу Греции!»

— А кто нам даст оружие?

— Насчет оружия не беспокойтесь. Мы его получим где следует.

— Кое у кого имеется свое.

— У кого есть, приносите.

— А с харчами как?

— Харчи бесплатные, одежда — ваша.

— Что ж, хорошо, коли так! Давай тогда записывай всех подряд.

Многих земляков, которых судьба забросила на чужбину, Мамарчев знал как свои пять пальцев, он не сомневался, что это честные и смелые ребята, однако их готовность сражаться против Турции прямо-таки поразила его. А то ли еще будет, когда он начнет собирать добровольцев для освобождения Болгарии!..

И улыбающийся Мамарчев принялся записывать имена волонтеров: Добри, Иван, Драгия, Колю, Стефан, Милан, Страхил, Момчил… Болгарские имена одно другого лучше! Время от времени макая в чернила гусиное перо, он записывал их, посматривал на выстроившихся перед ним молодых героев и мысленно переносился в Болгарию, в родное село Котел, слышал голос отца, брата… Видел буковые леса, юнаков Кара Танаса с пистолетами за поясом и ружьями-кремневками. Видел поляны, усеянные первоцветом и белыми маргаритками, похожими на серебряные монетки. Видел студеные потоки, которые прыгали по скалам и пенились внизу, в долине. Видел Болгарию такой, какой знал и помнил ее. И на сердце у него становилось легко и радостно, словно он очутился дома, в кругу родных людей.

— Пиши и меня, браток Гёрге! — воскликнул под конец стоявший в сторонке рослый детина, опершись подбородком на отшлифованную дубину; парень, видно, отчаянный.

— А ты откуда взялся? — удивился Мамарчев, увидев его. — Тебя ведь тут не было.

— Разве не видишь — я еще не отдышался.

— Откуда тебя принесло?

— С площади! Откуда же еще?

— Ты из каких мест Болгарии? — уточнил свой вопрос Мамарчев, макая перо в чернила.

— Вот те новость! Ты что, не узнаешь меня? — ухмылялся парень. — Да ведь я внук деда Станчо, медвежатника из Еркечского хутора! Ты и вправду не узнал меня? Я — Станчо. Сколько раз дедушка приводил меня к вам… Помнишь, как медведь плясал, как под нашу музыку хоро отплясывали? Давай записывай скорей! Чего тут рассусоливать! Станчо меня зовут, Станчо Медвежатников.

Мамарчев склонился над бумагой и медленно, четко, красивым почерком вывел имя своего земляка. При виде этого могучего богатыря ему казалось, что перед ним сам Балканский хребет. «Ну и ну, где только могло вырасти такое чудо!» — с усмешкой думал Георгий.