Отторжение - [57]
Звезды над головой. Мы видим свет даже умерших звезд.
Тут-то астрономы продвинулись куда дальше одиноких воительниц. Звездный свет – всегда Imperfekt. Незавершенное прошлое. Измерять и оценивать этот свет, судить по нему о размерах и состоянии светила – погружение во время. И чем дальше от нас эта уже не существующая звезда, тем глубже погружение.
Следующая запись в блокноте: Есть что-то общее между звездами во Вселенной и страхом. Преследуемые в Испании евреи жили много веков назад, но испытанный ими ужас чувствуется и сейчас. Как дым костра – иногда еле заметен, иногда разъедает глаза, но никогда не исчезает. Она видит их совершенно ясно, людей в Куэнке, в это первое утро, когда над кастильским плато встало испанское солнце, когда замолкло латинское бормотание священников. Насильственное крещение – принесло ли оно им облегчение? Успокоились ли, когда на их плечах оказалась невидимая мантия христианства, защищающая от отнюдь не воображаемых злых духов?
Катрин вздрогнула. Прошли века, но ощущение страха и потери осталось. Вошло в кровообращение и вряд ли когда-нибудь его покинет.
Звезды горя и несправедливости светят вечно.
Насильственное крещение 1391 года потрясло Испанию. Сотни городов и деревень гордо декларировали свою свободу. Свободу от иудаизма. Больше ста тысяч человек вынудили сменить веру – или умереть. Многие тысячи, никто не знает сколько, бежали.
Радовался ли, благостно улыбаясь, Господь, глядя, как дети Его воплощают заповеди о любви, прощении и терпимости?
А христиане – понимали ли они, что их так называемый меч карающий создал новое общество? Что за убийствами и насильственными крещениями последуют драматические перемены в их собственной жизни?
Возник новый общественный слой – los conversos, обращенные. Для них открылись доселе неизведанные миры. Они же уже не евреи! Им стали доступны официальные должности, цеха и закрытые общества, им позволялось делать карьеру на тех же условиях, что и христианам. Еврейский юноша мог даже выбрать карьеру священника, стать крупным чиновником. Им открылся доступ к власти. Los conversos взломали границы, в новом статусе им было позволено то, о чем евреи даже мечтать не могли. Особенно в городах – всего за два-три поколения семьи выкрестов стали самыми уважаемыми и состоятельными. Но женились и выходили замуж они все-таки в своем кругу, и постепенно, хотя и довольно быстро, образовался новый класс – los Cristianos nuevos, “новые христиане”.
Раздражение старых христиан росло. Такого развития событий никто не предвидел. И разумеется, надо было провести границу между новыми и старыми. Никаких смешений. Los Cristianos viechos, “старые христиане”, начали называть себя христианами чистыми, читай истинными – los Cristianis puro. Неожиданно выяснилось, что крещение, самое святое таинство христианства, мало того – действие, призванное освободить евреев от них самих, не так уж много значит. То, к чему евреев вынудили под угрозой немедленной мучительной смерти, теперь рассматривали как их же хитрый ход. Испанцы, обозлившись на успехи nuevos, пришли к решающему теологическому заключению: оказывается, корни истинного христианства гораздо глубже; они не в крещении, а в крови. Эта логика кажется Катрин дикой: кто же не знает, что корни истинного христианства именно в еврейской крови?
Прошло всего шестьдесят лет, и в Толедо разразился новый погром. Теперь его жертвами стали не религиозные евреи (таких уже просто не осталось). На этот раз жертвами стали не иудаисты, а “новые христиане”. В чем их обвиняли? В нечистой крови. Те, кто выжил, вынуждены были оставить работу в судах и других официальных учреждениях. И, чтобы помешать евреям занимать подобные должности в будущем, приняли закон – Limpieza de sangra. Претендентам следовало доказать чистоту крови. Потом подобные законы принимались один за другим.
Многие “новые христиане” постепенно поверили в страдания Иисуса на кресте и в триединство. Кто-то из них даже стал епископом или занял другие высокие посты в церковной иерархии (не те, разумеется, кто принял христианство чуть не на плахе, нет; сменилось три поколения). Образованные люди с незапятнанной репутацией.
Но теперь все они поставлены под сомнение – такие ли уж они христиане, как хотят казаться? Не прячется ли за христианским фасадом их зловредная еврейская сущность? Не бормочут ли они свои молитвы, читая вслух “Аве Мария”? Не угадываются ли тайные знаки насмешки и неприятия, когда они осеняют себя крестом?
А обычные люди? Не теологи, не священники? Необразованные ремесленники, городские нищие и те, кто еле сводит концы с концами? Им внушают, что человек, принявший чужую веру под угрозой смерти, не мог сделать это чистосердечно. А что? Вполне возможно: их религиозность притворна, они только делают вид, что сменили веру, а на самом деле происходит вот что: на глазах у “чистых” христиан совершается чудовищный обман. Испанским властям не давали покоя сомнения в искренности обращенных. Теологи ломали головы весь пятнадцатый век, не спали ночью и нервничали днем.
Этому решили положить конец. Надо провести расследования, слушания и допросы.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.