Отторжение - [38]
И этот спрятанный клад тоже должен остаться тайной. Она аккуратно закапывает все в землю и присыпает хвоей. Мать ничего не должна знать про Феньо. Полная тайна, абсолютная тайна, тайна тайн. Помоги мне Бог.
Пора возвращаться. Никаких изменений: рыжая увядшая трава, голые ветки, старые мертвые листья. Мама в той же позе, как будто за все это время ни разу не разогнулась.
Этот день не кончится никогда.
А потом и этот, и другие дни выветрятся из памяти. Останутся только моменты, эпизоды, вырванные из потока времени. То яркие, пронизанные светом и ароматами, то нерезкие, как старинные кинофильмы. К помнит, как они хохотали, она и мама. Как менялась комната, когда мама входила… мама была центром мироздания. От нее веяло таким сладким, таким томительным жаром жизни, что и К словно просыпалась, у нее появлялись тело, сила и желания. Мама была как старинный замок с резными башнями, тюремными застенками, привидениями и вековыми проклятиями. Прекрасная и капризная королева, в чьем взгляде грозный опустошающий мрак за долю секунды сменяется аркадами туманного золотого сияния с ангелами под потолком. К помнит, как она любила маму, но как об этом рассказать? Слова кажутся сухими и тонкими, как рисовая бумага. Любить, любовь… бессмысленные, трескучие слова, если надо описать происхождение Вселенной. Мама и была Вселенной. Огненные протуберанцы, черные дыры и солнечные зайчики – все произошло от нее. Ядовитые наконечники стрел, боль, незаживающие раны, счастье, опьяняющая радость – тоже от нее. Без нее ничего бы не было.
С течением времени большинство картинок исчезает. Может, она вспоминает не те дни? Были и другие? Как можно заранее знать, какие особые моменты или какие особые чувства превратятся потом в воспоминания? Может быть, те, что чаще возникали и повторялись и поэтому навсегда остались в коре мозга? Но нет, кора головного мозга не похожа на древесную кору. На ней не остаются на десятки и даже сотни лет давным-давно вырезанные надписи. “К + С” и обязательное сердечко. А если наоборот? Часы, чувства и переживания остаются в памяти, потому что они необычны, чем-то отличаются от будничных? Что помнит К? Обычное или необычное? Боль или счастье?
Обычный день: грозовая туча уплывает на работу и возвращается около шести. Готовит еду, они ужинают. Смотрят новости. Иногда мама задремывает на диване, К кладет голову ей на колени и слушает, как у мамы тихонько бурчит в животе, ее это радует и смешит. Потом мама открывает глаза, недоуменно встряхивается и идет работать со своими переводами. Закрывает за собой дверь с матовым рисунком в виде морозных узоров: ни в коем случае не беспокоить. К идет в свою комнату, отсюда хорошо слышен стрекот электрической пишущей машинки. Машинка стрекочет длинными очередями, потом наступает тишина: мама обдумывает фразу или роется в словарях. Иногда командует: пора на боковую, но чаще К укладывается сама, но и тогда мама заходит к ней, садится на край кровати, желает спокойной ночи и обнимает. К быстро засыпает под короткие взрывы клавиш – и просыпается от плача.
Стена, еще не отпустивший сон, ночь – а К все равно слышит и видит, как мама плачет в прихожей. Сжимает в руке трубку серого телефона и плачет, плачет… жалуется, обвиняет и плачет. И нет слезам конца, взрывы плача как телефонные провода из окна поезда: то опускаются, то снова взлетают на столбы.
Неизвестно, с кем она говорит. Найденный в каталоге священник, кто-то из подруг, психолог – неизвестно. А потом все повторяется. Другой священник, другая подруга, другой, получше, психолог. Многие исчезают и никогда не возвращаются. Наверное, те, исчезнувшие, не так хороши, не так настроены, не так лояльны. Наверное, во всем свете только одна К знает, как обращаться с тучей, готовой то разразиться грозой, то пролиться безудержным ливнем слез. Осторожность и терпение, терпение и осторожность. К слушает. Она слышала все это много раз, но всегда готова выслушать опять. Мама всегда возвращается к ней. Другие приходят и уходят, а К всегда тут.
Ей почему-то жалко телефон, жалко тех, на другом конце провода, они вынуждены впитывать потоки слез и желчи, и очень жалко маму. Она сидит с трубкой в одной руке, с пачкой бумажных носовых платков в другой, и на лице ее такое страдание, будто она неизлечимо больна.
Под полную диссонансов и фальшивых нот симфонию жалоб и обвинений К засыпает. Просыпается на рассвете, идет в мамину спальню, открывает дверь с морозным стеклом и ложится рядом. Мамино лицо опухло от слез и снотворных. К массирует мамины плечи, мама это очень любит. И начинается спешка: маме на работу, К запихивает в ранец тетради и учебники и бежит в школу, и все повторяется: мама возвращается в шесть вечера, ее усталость, торопливый ужин, диван, новости, короткий сон на диване, вечерние переводы за закрытыми дверьми, размокший от слез телефон – и К, которая каждое утро спрашивает маму, не помассировать ли ей плечи.
– Помассировать, – отвечает мама. – Конечно, помассировать.
Очень любит массаж.
К терпеть не может “Звуки музыки”. Дети с наклеенными улыбками, смехотворная беготня по горным склонам, обожающие друг друга сестры и братья… Стеклянная банка со сладостями, вкус которых ей недоступен. Но она видела фильм и по ТВ, и в кино, а от сестер осталась пластинка с белозубой Джули Эндрюс на наклейке: приторно-сладкие мелодии, к тому же еще и невыносимо прилипчивые, их невозможно выкинуть из головы. А иной раз, что раздражает еще больше, возникают новые тексты и ложатся на эти мотивчики…
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.