Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. - [7]
3. Принципиально новым по своему юридическому значению был п. X «Правил», в котором Россия прямо обязалась выполнять требования Женевской конвенции от 10 (22) августа 1864 г. но только «под условием соблюдения взаимности со стороны неприятеля». Впрочем, на практике данная оговорка заметного применения не нашла, и положения «Конвенции» Петербург соблюдал, в основе своей, без оглядки на действия противника.
4. Пункт XII «Правил» был не только новым, но и в значительной степени уникальным. В нем российская сторона прямо заявила о том, что «не преминет сообразоваться в своих распоряжениях с общим духом начал», изложенных в Брюссельской декларации 1874 г. «О законах и обычаях войны» (приложение 3). Правда, последняя не имела силы формального международного обязательства! Тем не менее, Петербургу во многом удалось претворить в жизнь и это заявление, хотя оно изначально было обставлено рядом оговорок: «по мере возможности», «под условием взаимности» и насколько положения эти окажутся применимы «по отношению к Турции и согласны с особенной целью настоящей войны».
Вместе с тем, отдавая должное прогрессивному, в целом, характеру «правил», нельзя не заметить, что приняты они были с некоторым опозданием[21]. Хотя противоречия между Россией и Портой неуклонно обострялись, начиная уже с лета 1875 г., к разработке «Правил» в МИД приступили, скорее всего, уже после открытия военных действий. во всяком случае, так заставляет думать тот факт, что главы Военного и Морского министерств смогли ознакомиться с проектом данного документа не ранее 3 мая 1877 г.[22]
Примерно то же можно сказать и в отношении базового нормативного правового акта о военнопленных. Поскольку в предвоенный период ни одно из заинтересованных ведомств, за исключением разве что МИД, не вело в этом направлении практически никаких разработок, к 12 апреля 1877 г. Россия располагала лишь «положением о пленных» от 16 марта 1854 г., принятым в начале Крымской войны и еще в 1855 г. признанным устаревшим[23]. при этом настолько устаревшим, что в 1877 г. Петербург не счел возможным использовать его даже в качестве временного руководящего документа.
В условиях продолжительного отсутствия конкретных указаний, армейскому и флотскому командованию на театрах военных действий не оставалось ничего иного, как принимать решения, руководствуясь нормами обычного права и собственным правосознанием. К примеру, уже в середине апреля 1877 г. приказом ГК на Балканском ТВД 38 подданных Османской империи, проживавших в тыловом Кишиневе и заподозренных в шпионаже, были высланы в административном порядке под надзор полиции сначала в Воронеж, а потом и в Пермскую губернию, где они оставались вплоть до конца войны (хотя убедительных доказательств их шпионской деятельности обнаружить так и не удалось)[24].
В качестве другого примера можно сослаться на действия командующего войсками Одесского военного округа генерал-адъютанта В. С. Семека. Так, 14 апреля 1877 г. в Одессу, еще не зная о начале войны, зашло турецкое торговое судно «Мурад-Бахри», попавшее накануне в шторм и лишившееся всех якорей. Небезынтересно отметить, что В. С. Семека счел целесообразным признать турок… потерпевшими бедствие на море. Поэтому он не только разрешил капитану судна исправить повреждения и беспрепятственно покинуть порт, но и передал на «Мурад-Бахри», в качестве своего рода спасательной услуги, несколько пудов сухарей[25].
Позднее, столкнувшись с запросами флота о том, как следует поступать с моряками турецких торговых судов, захватываемых русскими крейсерами, В. С. Семека 12 июня 1877 г. предписал считать военнопленными только те экипажи, которые при задержании окажут вооруженное сопротивление, а всех прочих, по усмотрению командования Черноморским флотом, «высылать установленным порядком внутрь империи или оставлять на месте под надзором полиции». предписание это противоречило складывающейся в стране системе законодательства о пленных, и в сентябре 1877 г. МИД потребовал его отмены на том основании, что команды торговых судов должны признаваться военнопленными безусловно[26]. Впрочем, объективности ради заметим, что на кораблях Черноморского флота и до сентября 1877 г. с рассматриваемым документом считались далеко не всегда. Факты свидетельствуют о том, что в одних случаях турецкие моряки становились военнопленными и тогда, когда не предпринимали даже попыток сопротивления (например, захваченный в июле 1877 г. и интернированный в Воронеж экипаж шхуны «Осман-Гази»). в других — командиры крейсеров, не желая обременять себя пленниками, просто высаживали турок на побережье, контролируемое противником[27].
Однако, как бы то ни было, новое «положение о военнопленных восточной 1877 года войны» от 2 июля 1877 г. (приложение 4) было разработано специально образованной для этой цели межведомственной комиссией и принято в предельно короткий срок. Причем, как видно из данных Таблицы 2, срок этот можно считать рекордным для дореволюционной отечественной истории, особенно если учесть, что «Положение» 1877 г., с одной стороны, принципиально отличалось от обоих предыдущих, а с другой, — стало фундаментальной основой для выработки обоих последующих.
