Оттенки - [31]

— Пойдем, что ли? — спросил Каарель. — Долго ли нам здесь мерзнуть?

— Господи, куда же нам идти, где теперь жить? По чужим углам? Что мы плохого сделали, за что нам такое наказание? — проговорила Тийна и громко зарыдала. Ветер трепал ее густые волосы, кидая пряди ей в глаза: волосы прилипали к мокрому лицу, и по ним струились слезы.

— Пойдем, не оставаться же нам здесь.

В эту минуту они увидели на дороге троих соседей, тащивших кое-что из платья: тынниские хозяева явились звать погорельцев к себе.

IV

Семья Кадака нашла приют в усадьбе Лыугу, расположенной верстах в двух от сгоревшего хутора. В воскресенье вечером, в темноте, под бесшумно моросящим дождем пришли они сюда: старики шагали впереди, молодые немного поодаль. Тийна несла на руках маленького Атса, Каарель тащил узел с тряпьем, спасенным от огня. Старики негромко переговаривались между собой, молодые молчали. Куда девались все мечты о будущем, о котором Каарель так любил говорить? Куда девалась та счастливая улыбка, с которой Тийна еще так недавно шагала рядом с мужем, погруженным в свои мечты и планы?

Вместе с пламенем пожара все это взвилось ввысь, к ненастному небу, и погасло, как искры. Мечты унеслись в небо, вместо них пришли серые будни. Тийна поглядела на мужа, на узел, который он нес под мышкой, на его старую шапку, подаренную тынниским хозяином, и глаза ее наполнились горькими слезами. Она инстинктивно еще крепче прижала к себе ребенка, словно боялась потерять и его.

Они добрались до лыугуской жилой риги, которая уже добрых несколько лет служила амбаром, сараем для соломы и сена, а теперь должна была стать жилищем кадакаской семьи. Каарель зажег маленькую коптилку, и по стенам задвигались темные тени, разбегаясь по углам, точно призраки. В оцепенении сидели новые жильцы в сыром, отдающем прелью помещении. Проснулся ребенок, стал искать материнскую грудь, искусал ее в кровь, потому что она была пуста, и залился плачем, точно ему кто-то сделал больно.

— Где мы спать будем? — спросила Тийна.

— Соломы притащим, лыугуский старик разрешил, я спрашивал его, — ответил Каарель.

Тут и старики вспомнили, что пора позаботиться о постели, и вместе с Каарелем отправились за соломой. Потом лыугуские хозяева пришли проведать новых жильцов, женщины не забыли принести и хлеб-соль, причем, точно стесняясь, прикрывали снедь передниками.

— Пришли посмотреть, как вы тут устроились, — сказал лыугуский старик. — Рига-то старая, бог знает, будет ли зимой тепло держать. Ну, да можно соломой потолще обложить, как-нибудь проживете.

И когда женщины поставили на стол еду, видимо, не зная, что сказать, старик добавил:

— Я вам и фонарь принес, своего-то у вас, наверное, нет, а лучину на гумне жечь страшновато.

Когда Тийна увидела, что женщины ставят на стол еду, слезы снова появились у нее на глазах. Старухе тоже было не легко. Она вздохнула:

— Вот только нам и осталось: то один чего-нибудь принесет, то другой, точно мы нищие, у волости на иждивении.

— А я ничего и сказать не могу, стою и смотрю, как деревянный, — промолвил Каарель. — До того отупел, ничего не замечаю, все точно во сне.

— Так-то оно так, да что поделаешь, — сказал лыугуский старик и закончил своей излюбленной поговоркой: — Надо как-то перебиваться, не помирать же из-за этого!

— Есть у вас чем укрыться, когда ляжете спать? — спросила хозяйка.

— Какое там! — ответила Тийна. — Вот — на ребенке последнее, что у нас осталось.

— Пойди, Анна, принеси-ка из избы полосатое красное одеяло; как же они без одеял спать будут? — сказала хозяйка дочери, и та побежала домой.

На другое утро, когда лыугуский старик спросил погорельцев, сообщили ли они о пожаре в волостное правление, Каарель точно очнулся от дремоты.

— А ведь правда, строения-то были застрахованы; можно получить деньги на постройку.

— Ну конечно. Только дайте знать в волость, пока не поздно. Пожар был в ночь на воскресенье, стало быть, сегодня третий день пошел. Если сегодня не известите, тогда пропало, ничего не получите, — предупредил хозяин.

В волостном правлении у Каареля спросили, уплачены ли вовремя проценты за страховку, но Каарель не смог дать определенного ответа.

— Должно быть, уплачены, старик еще зимой собирался. Я, правда, у него не спрашивал.

— Это самое главное: если проценты не внесены в срок, страховая касса не даст ни копейки, — объяснил писарь. — Вы должны снова застраховать строения, но страховать нельзя, пока не построите новые. А сейчас ступай домой и разузнай хорошенько. Если проценты внесены, принесешь нам квитанцию, а если нет, то и приходить тебе незачем, зря только ноги бить.

— Ну да, нерадивый сам себя карает, в другой раз умнее будете, — бросил Каарелю вдогонку волостной старшина.

Каарель шел домой в тяжелом раздумье. Его тяготило дурное предчувствие. Несмотря на это, в голове у него временами мелькала мысль: получит он из кассы кругленькую сумму, прибавит к ней свои несколько сотен и выстроит чудесный новый дом. Но этот призрачный воздушный замок вмиг превратился в развалины, как только Каарель заговорил со старым Юханом.

— Я об этих процентах и знать ничего не знаю; это дело хозяйское, — проворчал тесть.