Оттенки - [23]

Тийна молча слушала, как муж мечтает о будущем, и время от времени поглядывала на него, сияя от счастья.

— Пойдем-ка спать, — молвила она наконец, — наши давно легли.

— Ладно, пойдем и мы, — как бы очнувшись от сна, ответил Каарель.

Они постояли еще немного, словно дивясь окружавшей их тишине.

— Старики уже храпят, — сказала Тийна, укладываясь.

— Ну, мы их сейчас догоним, — отозвался Каарель.

*

Молодые засыпали спокойно, полные надежд на будущее, а утром радостно принимались за работу: они верили в любовь и счастье. Лето прошло незаметно, хотя по вечерам им зачастую случалось стоять во дворе, под тихий перезвон коровьих колокольчиков и крики коростеля втихомолку на разные лады повторяя все тот же заветный разговор.

Тийна чувствовала себя счастливой: она была замужем. Каарель тоже был счастлив, но не столько из-за женитьбы, сколько из-за надежды стать хозяином, владельцем собственной усадьбы, в которой когда-нибудь будут жить его дети. Поэтому он никогда не забывал, что хутором все еще распоряжается старый Юхан, и все время ломал голову — каким бы наиболее подходящим образом высказать старику свое желание. Каарель подыскивал всевозможные доводы, объясняющие, почему он хочет взять хутор в свои руки, но все напрасно: доводы эти казались неосновательными.

Дело кончилось тем, что однажды на гумне, ссыпая в мешки зерно, Каарель обратился к Юхану:

— Отец, как ты думаешь, а не лучше ли вам передать хутор мне и Тийне?

Старик поглядел сперва на Каареля, потом — на мешок, который держал в руках. Зять стоял перед ним, ожидая ответа.

— А кто его знает… — пробормотал Юхан наконец. — С чего это ты вдруг надумал?.. Неизвестно еще, что старуха скажет, — помолчав, добавил он.

— Что ж, можно и у старухи спросить, — сказал Каарель.

— Почему же нельзя, можно, — ответил Юхан. — Только это не к спеху. Сейчас осень, до весны еще вон сколько времени, а раньше с землей все равно делать нечего.

Вечером за ужином Каарель, чтобы услышать мнение старухи, снова завел тот же разговор.

— Я сегодня на гумне говорил отцу, что вы могли бы в будущем году передать хутор нам с Тийной. Отец ответа не дал, велел тебя спросить — как ты считаешь, — молвил Каарель.

Услышав такие речи, кадакаская хозяйка широко раскрыла глаза. Она на минуту задумалась, потом обвела взглядом всех сидящих за столом, как бы пытаясь прочитать на их лицах, что каждый из них об этом думает. По правде говоря, до сих пор не Юхан, во всем уступавший жене, а она, кадакаская Мари, была полновластной хозяйкой усадьбы. Мари настолько привыкла всем распоряжаться и командовать, что и представить себе не могла, как можно жить иначе. И вдруг этот зять, едва проживший с ними одно лето, хочет отнять у нее власть, единственный интерес в ее жизни! У нее, правда, останется старый Юхан, которым можно будет помыкать, да много ли толку от него одного! В хозяйственных делах ей придется либо молчать, либо ссориться с зятем: она уже давно поняла, что ее мнения редко совпадают с мнениями Каареля.

— А мы, значит, должны будем на молодых спину гнуть. Тебе что, батрачить уже неохота? — едко спросила старуха. Старик с любопытством посмотрел на жену, словно впервые слышал ее голос, но промолчал и продолжал есть, только засопел сильнее.

— Нет, на это я так легко не пойду, — продолжала Мари. — Справлялись мы с хутором до сих пор, справимся и дальше. Да и чем вам плохо? Ведь когда-нибудь все будет ваше, других наследников у нас нет.

— Вот и я говорю Каарелю то же самое, — вставила Тийна, а старуха метнула на зятя пронзительный взгляд.

— Когда-нибудь, конечно, будет, да когда только? Каждому охота самому стать хозяином, — сказал Каарель.

— А нам неохота? Что же, по-вашему, нам сложить руки и смерти ждать? — возразила старуха.

— Зачем же смерти? Вы, старики, живите себе потихонечку да полегонечку; работайте понемножку, сколько вздумается, хлопочите по дому, — молвил Каарель.

— Думаешь, нам так хочется, чтоб нас из милости кормили? Не будет этого! Скорее от меня кто-нибудь милостыню получит, чем я из чужих рук подачку приму. Тогда и жить не стоит. Сами будем хозяйничать на хуторе. Выпадут хорошие годы — уплатим все долги. Тогда и берите себе хутор. Тогда уж не скажете, что родители вам ничего не оставили, — добавила старуха.

Каарель с Мари долго спорили еще и после ужина. Тийна молчала, а старый Юхан дремал на стуле, как будто дело его не касалось. Хотя зять, собрав все свои доводы, по-всякому доказывал старухе, что старикам жилось бы много лучше, если бы хутор перешел к молодым, — Мари не сдавалась. Каарель, однако, не терял надежды. И вот судьба протянула ему руку помощи.

После Нового года старый Юхан тяжело заболел и несколько месяцев пролежал в постели. Во время болезни правая рука у него чуть совсем не отнялась; во всяком случае, поправлялась она так медленно, что на полное выздоровление большой надежды не было.

В начале весны Каарель снова напомнил старикам о своем замысле.

— Дался тебе этот хутор, только и разговору, что о нем, — сказала старуха. — Старым людям жить на свете — прямо крест тяжкий: молодым они только помеха. Вот бы, наверное, радовались, если б старый Юхан помер.