Отступник - [47]
— Не волнуйтесь. Это мнение товарищей, которые ознакомились с материалом.
— Михаил Андреевич, если можно, еще один вопрос. Где публиковать?
— Договоритесь сами с главным редактором. Я бы на вашем месте послал статью в “Советскую культуру” или “Литературку”. Это и с точки зрения авторской скромности, и с точки зрения той аудитории, которой статья адресуется, будет, пожалуй, наиболее целесообразным. Не стоит поднимать вопрос до общепартийного или общегосударственного масштаба, идти в “Правду” или “Известия”. Так что действуйте. Желаю успеха.
Суслов опять склонился над бумагами. Саша осторожно вышел из кабинета.
* * *
Было раннее утро. Войдя в кабинет, Суслов негромко поздоровался с помощником, раскладывавшим на его столе папки с документами. Прошел в комнату отдыха и начал снимать плащ, когда вдруг громко и требовательно зазвонил телефон.
— Это прямой, — испуганно предупредил помощник, не решаясь взять трубку, — сами подойдете или мне снять?
— Снимай, я сейчас, — досадливо бросил Суслов.
— Слушаю, Леонид Ильич. Доброе утро.
— Здравствуй, Михаил Андреевич! — зарокотал в трубке Брежнев, как всегда шепеляво и с трудом выговаривая слова. — Не здорово с твоим Тыковлевым получилось. Я же тебе говорил, что не ко времени. Не тронь говно, оно и не воняет... Вот опубликовали эту его статью. Один академик звонит, другой звонит. Письмо группа писателей прислала. И как это у вас получилось, что все со всех сторон жалуются? Всех зацепили и ничего путного не сказали. И тот плох, и этот, в общем, все плохие. А кто хороший? Твой Тыковлев? Он, может быть, и хороший, только один у него недостаток. Как писатель, или там художник, или ученый никому не известен. Ноль без палочки, — Брежнев хохотнул. — А всех их учить собрался. Получается, что от имени ЦК поучает, а сказать-то ему нечего. Ну, не так это надо было делать! Ты же понимаешь, что не так. Только все это болото начало немножко успокаиваться после Пастернака, Солженицына, Даниелей с Синявскими. Опять все разворошили.
— Но ведь не на пустом месте, Леонид Ильич. Ты же понимаешь, что нельзя их распускать. Мало того, что один в лес, другой по дрова. Они все больше на антисоциалистические позиции встают. Нельзя нам уступать в вопросах идеологии...
— А ты думаешь, они после твоего Тыковлева подравняются? Ни хрена подобного. Только хуже будет. В общем, надо его куда-нибудь отправить. Сам понимаешь, что после этой статьи ему с интеллигенцией не работать. Подыщи ему место, но не в ЦК. В ЦК ему больше работать не надо. Не тот человек.
— Согласен, — поскучневшим голосом ответил Суслов, которому становилось все больше не по себе от настойчивости, с которой бранился Генеральный. — Согласен, Леонид Ильич. Наверное, мы поспешили с его выдвижением. Он проявляет иногда недостаточную зрелость. Бывает, и хитрит. Помните, я вам докладывал, что поручил ему проследить за процессом над этими сионистами Терцем и Синявским. Он, конечно, процесс обеспечил, а сам на процессе так и не показался. Все референтов на передний план подсовывал. Чего-то боялся. То ли наших, то ли чужих. Он ведь, знаете, международными делами очень интересуется, за границу любит ездить. Андропов на это уже обращал внима-ние.
— Говоришь, за границу? — оживился Брежнев. — Ну, и отправь его куда-нибудь подальше. Бывает посол, а бывает пошел на хер. Вот в какую-нибудь хреновенькую страну, но с мягким климатом и твердой зарплатой, — Генеральный громко рассмеялся. — Пусть посидит и подумает. Скажи Громыко, что со мной согласовано.
Суслов Громыко звонить не стал. С некоторых пор тот начинал проявлять строптивость, упорно добиваясь, чтобы получать поручения только от самого Генерального. Он уже был с Брежневым на “ты” и явно начинал много о себе понимать. Брежнев, конечно, чувствовал это, но не возражал. Его желание, чтобы Суслов сам решал вопрос о трудоустройстве своего проштрафившегося подчиненного с Громыко, было, конечно, как щелчок по самолюбию Михаила Андреевича. Нахомутал, мол, Суслов, вот теперь пойди и поклонись Грому, да пониже...
“Не дождешься”, — подумал Михаил Андреевич, набирая на кнопочной вертушке АТС-1 номер своего человека в МИДе, первого заместителя министра Василия Васильевича Кузнецова.
Тот отозвался сразу.
— Привет! Слушай, есть мнение направить нашего Тыковлева послом куда-нибудь в приличную, но не очень сложную страну. Леонид Ильич так считает. Подберите с Громыко что-нибудь подходящее и вносите записку в ЦК. Куда? Ну, не знаю куда. Подумайте. Надо, конечно, учесть, что человек уходит с поста зам. заведующего отделом ЦК. Но, с другой стороны, он не профессионал, в большую страну его не пошлешь, опыта нет, языков не знает. Одним словом — с учетом всего этого. Соцстрана, конечно, не подходит. Его там могут не воспринять. Посмотрите что-нибудь вроде Голландии, Швейцарии, Скандинавии, а может быть, и куда-нибудь еще подальше. Понял? Ну, жму руку.
* * *
В особняке посла ФРГ, что на бывшей Поварской, было шумно. Концерт приехавшей в Москву арфистки только что закончился. Высокий хромоногий посол поцеловал ей руку, вручил цветы и пригласил гостей на коктейль.
Жизнь не раз бросала Квицинского в сложные переделки, делала участником событий, прочно вошедших в историю дипломатии второй половины XX века. Однако это не только книга о событиях. Это и книга об отношении к ним автора, о его позиции, о вечных и непреходящих интересах страны, о долге перед своим Отечеством. У Квицинского репутация умелого и гибкого дипломата, но человека жесткого и принципиального в отстаивании государственных интересов. Его ценили как партнера и побаивались как противника.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.