Отступник - [129]

Жена царя обняла юную воспитанницу, черноглазую брюнетку Ирину, которой за особую чувствительность дали прозвище Психея. Пятнадцатилетняя девушка, лучшая видящая Лакедемона, в иные дни была способна ощущать присутствие живых существ в радиусе до пятисот метров.

– Будь всевидящим оком наших мужей, – бесстрастно произнесла наставление Светлана.

Затем жрица подошла к Антону. Выцветшие глаза остановились на царе, но, казалось, смотрели куда-то вдаль. Выдержав паузу, она сказала:

– Со щитом или на щите.

– Я вернусь со щитом, – ответил Антон, положив руки ей на плечи и притягивая к себе.

Артур, стоявший в первой из восьмерок, испытывал неловкость. Терпкое щемящее чувство всплыло из недр души, а в памяти неожиданно прояснилась картина детства, когда он, радостный малыш, обнимал смеющуюся маму, нежную и добрую, с роскошными рыжими волосами.

«Она ведь не всегда была такой, как сейчас», – подумал наследник, и к горлу подкатил горький вязкий комок.

Даже сегодня, когда она надела на шею сына свой массивный золотой медальон на толстенной, в мизинец толщиной, цепи, не было в ее взгляде ни заботы, ни теплоты, ни тревоги, ничего не было – только серый холодный пепел. Артуру вдруг стало обидно, захотелось немедленно вытащить материн подарок из-под бронежилета и швырнуть в это каменное лицо. Быть может, тогда она проявит хоть какие-то чувства к сыну – хотя бы злость, хотя бы ненависть, хоть что-то…

Но наследник сдержался, рассеял нахлынувшие на него эмоции и изгнал детские воспоминания. Что тут поделаешь! Она ведь Лики, волчица. А волчицы – не плачут. Да и кроме того, эта цацка вызывала столь откровенно завистливые взгляды у остальных воинов отряда, что бросаться такой вещью было бы глупо.

Так стоило ли теперь печалиться о детстве? Ведь Артура впереди ждала месть уродам, посмевшим держать лучшего воина Лакедемона в подвале, а особенно грела веселая мысль поквитаться с Олегом, который лишил будущего царя возможности иметь полноценное потомство, уподобив его мутантам.

Так же не забывал Артур и о красавице Каур. «Интересно, успел он уже подмять ее или нет? – обращался наследник с вопросами к небесам. – Хорошо бы нет… Ну, конечно, нет! Он же, дурачина, только вздыхать может, как по Аньке вздыхал… но в любом случае, ты понаблюдаешь, Олежек, что делают с девками настоящие мужчины, посмотришь, как это сделаю я, а у черной сучки будет возможность сравнить… Да… потом возьму ее к себе или лучше отдам в Дом Алён. Или нет, сперва все же к себе, а вот держать буду на цепи во дворе, как собаку… Жаль, что тебя скоро казнят, Олежек и этого ты не увидишь…»

В общем, можно было сказать, что жизнь наконец улыбнулась Артуру: киндеровыми листьями, которые удалось притащить из Таганрога, были оплачены долги в Доме Алён, и он получил еще неплохую сумму в придачу. Отказавшись от ласк проституток, наследник успел забежать в кабак и рассчитаться с удивленным трактирщиком Гоги. Грузин на радостях хотел угостить вечного должника за свой счет, но Артур отказался, памятуя, как невыносимо трудно дался прошлый поход по жаре. А ведь сейчас, вместо снисходительного Николая, да успокоится его душа за Дамбой Теней, за сынулей будет наблюдать суровый папаня… Нельзя подать повод для насмешек.

– Доблесть и сила! – возглас отвлек Артура от размышлений.

– Во имя победы! – гаркнул наследник с остальными воинами.

– Во имя победы! – раздалось из толпы провожающих.

Наконец-то церемония проводов была окончена.

Колонна строевым шагом прошла ворота и вскоре исчезла в мареве солнечных лучей.

* * *

Роман знал, что времени у него не так уж много. Вполне возможно, что послезавтра вечером ненавистный соправитель вернется с победой. В крайнем случае, судьба подарит еще один день, и война закончится послепослезавтра, поэтому, как только были заперты ворота, царь пригласил для серьезного разговора казначея Степана, оставленного Антоном вместо себя. Уединились они в одном из кабинетов Дворца Собраний.

– Присаживайся, товарищ мой и сотрапезник, – любезно сказал Роман.

Казначей так и сделал. Теперь они сидели, разделенные столом, как границей.

– Что ты хочешь, соправитель? – на лице казначея играла иронично-надменная улыбка.

«Как же предсказуем этот незадачливый Роман! – думал он. – Истинный повелитель Лакедемона, Антон, предупреждал о подобных попытках. Что ж, любопытно, какая игра тут приготовлена… наверняка, что-то не очень чистое, но, разумеется, я готов в достаточно жесткой форме дать отпор».

– Славный Степан, сын Петра, – спокойно, с достоинством произнес Роман, – к сожалению, наш храбрейший из храбрых, Антон, сын Василия, отбыл в поход, а я в суматохе приготовлений совсем забыл об одном малозначащем документе, который должен был, однако, подписать я и мой достопочтенный соправитель.

– И что же это такое? – усмехнулся казначей, издевательски кривя толстые губы.

– Это разрешение на проход пятерых вооруженных ломакинцев через Лакедемон.

– Зачем, – рассмеялся Степан, – зачем тебе, мой любезный сотрапезник, понадобились клоуны с правого берега Миуса?

– Это дело государственной важности, уверяю тебя, но пока оно остается тайной, – царь почесал бородку.