Отступница - [36]

Только накануне больших праздников Хасан запрягал своих лошадей в повозку и ехал в соседний квартал, чтобы набрать воду в большие бочки. Я бежала за Хасаном и его лошадьми.

— Пожалуйста, Хасан, возьми меня с собой!

Но чаще всего Хасан не хотел, чтобы кто-то сидел рядом с ним на месте кучера. Он щелкал кнутом, улыбался всем своим бородатым лицом и исчезал в облаке пыли.

Иногда, однако, мне все же разрешалось вскарабкаться к нему. И тогда я сидела рядом с ним, гордая и счастливая, возвышаясь над тонущими в пыли прохожими, передвигаясь быстрее всех на улице.

Я очень любила сидеть рядом с Хасаном на облучке. Но мне нравилось и то, что он, смеясь, уезжал без меня. Мне это казалось нормальным: мужчины ездят на повозках, а дети бегут следом. Я была рада, что мне разрешили побыть ребенком в этой счастливой семье.

В это время у меня выпали первые молочные зубы. Собственно, они еще не выпали, они еще крепко сидели в нижней челюсти, но за ними уже прорезывались коренные зубы. Однажды я обнаружила целых четыре резца в два ряда в своей нижней челюсти. Дети на нашей улице считали, что это очень здорово, и все хотели видеть мою крокодилью челюсть. Но я показывала ее только своим лучшим друзьям, да и то за углом дома. При всех остальных я крепко сжимала губы.

— Пожалуйста, — упрашивали меня другие дети, — можно посмотреть?

Я наслаждалась своей властью.

— Ла, — шипела я сквозь сжатые губы, — покажу только тогда, когда дашь мне конфету.

Вот так и получилось, что у меня зубов было больше, чем у других детей, и конфет тоже больше.

Семья Эль-Амим начала беспокоиться, потому что уже прошло несколько недель, а молочные зубы даже не собирались шататься. Тетки отвели меня к соседке, у которой было так много детей, что она на этой улице считалась главным экспертом по детским проблемам.

Соседка, недолго думая, взяла щипцы и вырвала оба молочных зуба. После этого я пару дней не могла есть конфеты и еще пару месяцев вынуждена была подпирать новые зубы языком, чтобы они не искривились и росли ровно.

— Хотите посмотреть, как я выдвигаю свои новые зубы языком вперед? — спрашивала я детей на улице. — Дайте конфету, и я покажу.

Но никого фокус с языком не интересовал.

Джейра — это квартал, в котором уважают традиции. Здесь я впервые столкнулась со старинными обычаями моего народа.

На большом ежегодном жертвенном празднике, который называется Ейд аль-Адха и длится три-четыре дня, люди вспоминают готовность Авраама принести в жертву Богу собственного сына. Каждая семья, которая может себе это позволить, режет барана и часть его отдает беднякам. Остальные приносят в жертву хотя бы петуха.

Мужчины из тех семей, живущих в Джейре, которые могли позволить себе зарезать барана, заворачивались в свежесодранные шкуры жертвенных животных, надевали на себя маски баранов, брали в руки отрубленные ноги баранов и пугали всю улицу. Считалось, что если они коснутся кого-нибудь копытом, то это принесет ему счастье. Но я боялась этих мужчин и с громким криком убегала от них. Как оказалось позже, я поступала правильно.

Соседскую девочку Джалилу эти мужчины настигли. После этого она стала одержима джинном, одним из наших двойственных духов.

Я проскользнула в дом жертвы, потому что Джалила позвала меня. Девочка сидела со мной на диване и рассказывала, как мужчины в бараньих шкурах прикоснулись к ней. Это была волнующая история. Она удирала от них и уже почти убежала, когда споткнулась о крышку канализационного люка и упала. Никто у нас добровольно не переступит через крышку канализационного люка, потому что под ней живут джинны. Обычно каждый марокканец обходит такие крышки десятой дорогой. Но Джалила, убегая со всех ног, не обратила на это внимания. Теперь она лежала на крышке канализационного люка, а под ней были вонючие булькающие канализационные трубы. С одной стороны — царство джиннов, с другой — мужчины в бараньих шкурах, и она — в их власти.

Широко открыв от ужаса глаза, она смотрела, как окровавленные бараньи копыта приближаются к ней и касаются ее тела. Джалила сжалась в комочек и закрыла глаза. Когда она снова раскрыла их, мужчины исчезли. Джалила лежала одна в уличной грязи.

Эта история была ужасной, и я вся покрылась гусиной кожей из-за страха перед джиннами. Но все же я представляла себе более страшные вещи. В Джейре ходили слухи, что джинна, который вселился в Джалилу, можно видеть и слышать. Однако я до сих пор ничего подобного не замечала.

И вдруг Джалила начала кричать каким-то странным голосом, которого я еще никогда не слышала, так громко, пронзительно и страшно, словно это был нечеловеческий голос.

— Сейчас у меня изо рта выходит джинн, ты его видишь?! — завизжала она.

Я ничего не видела. Да я и не могла ничего сказать ей, настолько я была скована страхом.

— Он вгрызается мне в живот. Ой-ой-о-о-о-о-о-о! Помогите!

Затем она потеряла сознание. Вся семья собралась в комнате. Я убежала. С того момента на протяжении многих месяцев я не решалась с наступлением темноты выходить на улицу. Каждому известно, что джинны творят свои страшные дела в основном по ночам.

В другой раз моя новая семья взяла меня на традиционный праздник, который отмечали на рынке Джейры. Мужчины ритмично били в барабаны. Гул барабанов нависал над рынком, покрывал его плотно, словно ковром, и от этого гула у меня закружилась голова. Музыка не умолкала, а становилась все быстрее. Мужчины танцевали, печатая шаг на земле. В конце концов они разбили стеклянные бутылки, рассыпали осколки и босыми ногами наступили на них. Я затаила дыхание от ужаса, но я видела их ноги очень четко, потому что мне, как маленькой девочке, разрешили сидеть в первом ряду: не было никакой крови, никаких ран.