Отступление от жизни. Записки ермоловца. Чечня, 1996 год - [23]

Но вот она то, эта незаменимая «сучка» и заставила меня облиться холодным потом. Во время стрельбы она заклинила.

Первая мысль была — осечка, плохой патрон. Отстёгиваю «магазин», передёргиваю затвор, выкидывая патрон, снова пристёгиваю магазин, но автомат отказывается стрелять. И тогда я почувствовал, как заныло от холода между лопатками.

Это было жуткое состояние страха, сознание наполнилось ужасом от собственной беспомощности, а ведь противник был где-то совсем рядом, и я понимаю, что от меня сейчас зависит и своя судьба, и судьба Семёнова.

Лихорадочно выдёргиваю «магазин», выкидываю ещё один патрон. Ситуация повторяется. Перекатываюсь к Серёге, говорю ему:

— Ничего не пойму, у меня автомат «клинит».

В руках дрожь… Начинаю «выщёлкивать» патроны из «магазина» в шапку, проверяю их на ощупь — всё, вроде бы, в порядке.

Может быть, в этой пачке все патроны с тайным дефектом?

Ставлю автомат на предохранитель, меняю «рожок», загоняю патрон в патронник, и чудо свершилось — «сучка» начала стрелять.

Короткая передышка, у нас два легко раненых — командир отделения и пулемётчик ПК. Перевязываем их, курим, пряча папиросы в рукав бушлата.

Принимаем решение с короткими промежутками, экономя патроны, простреливать каждый своё направление, чтобы избежать подобных неожиданностей. Ситуация осложняется тем, что боезапас у нас не ахти какой, а связь отсутствует совсем.

Ставлю автомат на режим одиночного огня, делаю несколько выстрелов. Всё в порядке…

Ближе к утру, когда я уже окончательно успокоился, «сучка», упрямо замолчав, вновь ввела меня в транс. Думал ли я тогда о смерти, и боялся ли её?

Сложно ответить… Страшно было, в первую очередь, пропасть так нелепо, по чистой случайности, страшно было и то, что автомат — первый друг бойца на войне, вдруг делает какую-то невероятную глупость, и ты становишься её заложником. Такого страха я не испытал даже в первом бою…

Там просто некогда было бояться…

Тогда ситуация развивалась в стремительной последовательности, не давая опомниться, и отодвигая чувства и ощущения на второй план, здесь же я оказался один на один с проблемой, окружённый ночной темнотой, смешанной с густым туманом, который надёжно прятал противника, делая шанс его внезапного появления очень высоким.

И только при дневном свете я смог разобраться в капризности АКСУ. Почти всё оружие в батальоне было старое, и на моём автомате флажок предохранителя был ослабленным. При стрельбе, от встряски, он выскакивал из гнезда и становился между «одиночным» и «автоматическим» огнём. И именно в таких моментах «сучка» замолкала, ввергая меня в трепет.

Второй случай проявления у меня страха произошёл в этот же день.

Когда уже окончательно рассвело, к нам прибыло подкрепление — остальные два отделения нашего взвода. Покинув цех, мы поднялись в кирпичную, шириной не более трёх метров, надстройку на крыше здания. Отсюда бойцы другого взвода, скоротавшие здесь ночь, вели огонь по огневым точкам противника, расположенным в других строениях. Встречают нас радушно:

— Ну, вы молодцы, крепко долбились ночью…

Надстройку обстреливают боевики, пули цокают, впиваясь в кирпич.

Один из казаков, присев, хватается за голову.

— Снайпер…

Пуля лишь рассекла кожу на макушке, могло быть и хуже…

Слышим команду:

— Меняйте позиции почаще!

Происходит комичная ситуация. В кирпичной надстройке маленькие узкие окна, и казак, которого задел снайпер, вёл огонь из одного такого окошка. Услышав приказ, он, согнувшись, перебегает дальше, но тут же на освободившееся место плюхнул РПК высокого роста пулемётчик.

— Ты что делаешь! — кричат ему бойцы. — Снайпер пристрелял эту точку!

Вот так вот и поменяли позиции…

Засекаем место, откуда снайпер бьёт. Наш огонь малоэффективен, надо что-то предпринимать. И тут кто-то подаёт идею:

— Надо его «граником» накрыть, тогда уж наверняка будет.

Бойцы смотрят на меня. Понимаю, что надо действовать.

Беру свою «шайтан-трубу», накручиваю пороховой заряд — готовлю РПГ-7 к выстрелу. Всё это происходит как-то автоматически, без мыслей и эмоций, но когда я, вскинув гранатомёт на плечо, рванулся из надстройки наружу (стрелять внутри было нельзя — слишком малое расстояние от стены до стены), сердце оторвалось от моей груди и, бешено колотясь, летело где-то вне меня. Вокруг было безграничное пространство, огромное небо — и больше ничего, один лишь только я.

Более беззащитного состояния представить невозможно, и в этой ситуации кажется, что все «стволы», стреляющие по нам, ловят сейчас в прицел только меня.

Бегу, что есть духу, кровля похожа на большое футбольное поле, и вот, падая на колено, ловлю в прицел «башню», на которой засел снайпер, нажимаю курок, и бегу обратно. Тут же из надстройки выбегает Витька Юрченко, гранатомётчик нашего взвода, и проделывает те же действия, что и я.

В моём распоряжении секунды. Трясущимися пальцами накручиваю пороховой заряд, вставляю «выстрел» в «шайтан-трубу», и как только Витька, тяжело дыша, вваливается, вернувшись назад в надстройку, повторяю предыдущее действие. И опять сердце вылетает из груди, пространство проглатывает и растворяет меня в себе, цвыкают пули, и я остаюсь один на один со смертью…