Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой - [22]

Как ни торопился Алексей быстрее отвезти сестру в Малороссию, не мог устоять от соблазна задержаться в Москве, хотя бы накоротке свидеться с давними знакомыми. Визиты, визиты — с раннего утра до позднего вечера. Тут не только нары дней, на которые решил задержаться, — двух месяцев оказалось бы мало!

Братья тоже день за днём на ногах, если не сказать точнее — в седле: то на учениях, на плацу в Хамовнических казармах, то в Кремле на смотрах.

На второй уж день, к ночи, нагрянули они с сослуживцами — дом огласился возбуждёнными голосами, звоном шпор, а затем и хлопаньем пробок.

Батюшки, да ведь почти все гости — и Алексея давние знакомцы!

Расцеловался с Михаилом Орловым[21], Никитой Муравьёвым и оказался в объятиях Муравьёва Александра и Муравьёвых же, только Апостолов — Матвея и Сергея.

Как это у них было заведено при встречах? Ага, вспомнил! Надо взяться правой рукой за шею, топнуть ногой, потом пожать товарищу руку и при этом шепнуть на ухо: «Чока».

   — Посмотри, Базиль, твой брат, оказывается, не забыл нашего ритуального приветствия! — рассмеялся Александр.

   — А что, не из зависти ли к «Чоке» пошёл Алексей в армию? — заметил Сергей Апостол.

   — Положим, в строй позвала война, — отозвался Алексей, — но в вашем братстве, не скрою, немало было притягательного. Взять хотя бы стремление к справедливости, желание быть полезными друг другу, во всех случаях жизни бороться за правду.

   — «За правду»! Слышишь, полковник, чем запомнилось наше первое юношеское сообщество? — Василий обнял Александра Муравьёва. — Так что хвала нам всем за то, что этот девиз и отныне мы выбрали своей путеводной звездой...

Ах, как приятно было вспомнить, глядя сейчас на этих полковников, капитанов, ротмистров, довоенных горячих и чистых мальчишек, державших в тайне свою загадочную «Чоку». А всего и было в ней непонятного для непосвящённых — вот эти ритуалы при встрече единомышленников да придуманные ими же костюмы, в которые они облачались при сборах то у Муравьёвых, то у Апостолов, то здесь, на Новой Басманной. Надевали они тогда синие шаровары, такие же свободного покроя куртки и пояс с кинжалом, а на груди — две параллельные линейки из меди. Позже Алексей узнал, что медные полоски, напоминающие математический знак равенства, и есть символ братства всех людей на земле, и этому братству и равенству каждый член общества клялся тогда служить до конца своей жизни.

Далеко в прошлом осталось то время. Но почему же так возбуждённо вспыхнули их глаза, когда вслед за Василием каждый вдохновенно произнёс: «За правду!» Выходит, ничто не минуло, не ушло в небытие... А может, то пламя, зажжённое в отрочестве, вспыхнуло с новой силой, взбодрённое свежим ветром?

В гостиной, после ужина, когда задымили трубками то в одном, то в другом уголке, до Алексея донеслось:

   — Власть есть выражение волевой равнодействующей всего народа. Если народ безмолвен, то власть деспотична!

   — М-да, в сущности, всякая власть — тирания, заслуженная массой глупцов. Властвуют умные негодяи над стадом тупоголовых баранов. Всякий народ заслуживает своё правительство. Сатрапы так же необходимы и так же естественны, как следствие, необходимо вытекающее из причины...

Гостей было человек двадцать, и все военные. Иных, как, например, тех, чей разговор уловил, Алексей не знал. Но тут увидел, как к незнакомцам, молодым офицерам, подошёл Александр Муравьёв:

   — Значит, всё предопределено раз и навсегда и ничего нельзя переиначить? А если вспомнить общественный договор Руссо, по которому он предлагает построить общество будущего?

   — Общественный договор — эго наивная легенда, которую французы развенчали уже в дни Конвента. Я лично не верю ни в разумное общество, ни в благородство властей, — пожал плечами совсем молодой прапорщик, видно недавно произведённый в офицеры.

На разговор подошёл Никита Муравьёв:

   — Последнюю вашу фразу я поддержу, но вывод из сей сентенции сделаю совершенно иной: потому и следует стремиться переустроить общество, что во главе его — безнравственная власть! И сие переустройство будет не только плодотворно, но, смею сказать, законно. Да-да! Опыт всех народов и всех времён доказал, что власть самодержавная равно гибельна и для правителей, и для общества, что она нс согласна ни с правилами святой веры нашей, ни с началами здравого рассудка. Посему нельзя допустить основанием правительства произвол одного человека — сиречь самодержца.

Заметно стало, что из дальних углов сюда стянулись любопытствующие. Оказался рядом и Апостол Сергей:

   — Нам следует во главу угла своих рассуждений поставить ту самую мысль, которую высказал сейчас Никита: действовать, опираясь именно на силу закона, попираемого ныне властью. Верховная власть безнравственна уже потому, что она полагает: все права — на её стороне, а все обязанности — на стороне противоположной, где находятся остальные члены общества, включая и самые низшие классы, которые и за людей-то властями не почитаются.

Молодой прапорщик, начавший разговор, произнёс:

   — Страх — вот объяснение того, почему народ безмолвен, а власть деспотична...