Отсчет пошел - [64]
Конец записи 264754-Е
ГЛАВА 17
Через пятнадцать минут бешеной гонки беглецы остановились у обочины дороги, развороченной танковыми гусеницами.
— Приехали, — уныло констатировал Ен, безнадежно постучав пальцем по указателю уровня топлива, прочно застывшему на нуле. — Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны.
Они спешились и, оставив бесполезный джип, двинулись пешком прямо на запад, к чеченской границе, уже давно превратившейся в незримую линию фронта. Это, казалось, вдохнуло новые силы в старого разведчика. Он бодро шагал, не отставая ни на шаг от своих спутников.
— Все повторяется, — говорил Магомедов на ходу, не поворачивая головы. — Кто бы мог подумать, что я сейчас, пол века спустя, вновь буду воевать бок о бок с Евгением Антоновым.
— Но тогда мой дед спас вашу жизнь, а теперь вы вернули долг его внуку, — ответил Ен. — И к тому же сейчас совсем другая война и другая граница.
— Да, ты прав, Женя, — вздохнул Магомедов. — Тогда было легко потому, что было ясно, кто твой друг, а кто — враг. А теперь… Я ведь и сам толком не знаю, правильно ли я поступил или же стал предателем.
— Вы поступили благородно, дядя Инал, — искренне сказал Ен. — Я этого никогда не забуду.
— Молод ты еще судить об этом, — усмехнулся старик. — Эта война не похожа на ту войну. Она гораздо страшнее.
— Почему? — спросил до сих пор молчаливо шагавший Воронцов.
— В этой войне нельзя быть совершенно правым. Как бы ты ни поступил, ты кого-нибудь предаешь — или своих соотечественников, или свою совесть. Я много пожил на этой земле и знаю, что она заслужила независимость. Но не просто независимость от России, а также независимость от всех дельцов, которые маскируют свою алчность и властолюбие под красивые и понятные лозунги. Сейчас они все объединились против России. А что потом? Потом они победят и тут же будут высматривать, кто урвал себе кусочек побольше и посытнее, кто пытается сожрать больше, чем способно вместить его брюхо. Тогда они перережут друг друга, и лишь затем Ичкерия сможет вновь стать свободной.
— Да замолчите вы, — пробурчал Хрущев, мрачно плетущийся сзади. — Свобода, демократия… Неужто до сих пор вы еще не сыты этим бредом, нужным только власти да оппозиции, чтобы переплевываться друг с другом? Все это, конечно, очень красиво, кто бы ни употреблял эти слова, но хоть кто-нибудь из вас видел свободу или демократию? То-то же… — И добавил насмешливо: — Ишь, философы…
— Заткнись, мудила, — спокойно сказал Воронцов.
— Как? Как ты меня назвал? — взвыл Хрущев. — А еще помощник мэра! Но имейте в виду, Степан, что долго вам в этой должности не гулять. Нет, вы только посмотрите — представитель власти, можно сказать, лицо города, и…
— Заткнись, — повторил Воронцов. — А то пристрелю.
— Это я тебе еще припомню, — прошипел господин пресс-секретарь и затих, глубоко упрятав руки в карманы пиджака.
Почти час они шли молча. Заслышав шум мотора, Ен свернул с дороги, и они, не меняя направления движения, теперь пробирались по невысокому подлеску, цепляясь одеждой за ветви деревьев. Особенно тяжело приходилось старику. Очевидно, на утренние приключения и стремительный марш-бросок ушли его последние силы. Сперва он еще бодрился, но затем начал спотыкаться и отставать. Наконец Магомедов не выдержал.
— Ен! — позвал он.
— Что случилось, дядя Инал? — обернулся Ен. Увидев залитое потом темное лицо старика, он мгновенно сообразил, в чем дело. — Привал! — скомандовал Ен.
Все облегченно опустились на землю, примостившись спинами к корням деревьев.
— Устал я, Женя. Годы уже не те, — словно извиняясь, произнес старик. — Запыхался, даже сердце опять закололо…
Он вынул из кармана пластинку валидола и положил таблетку под язык.
— Ничего, дядя Инал, — ответил Ен. — Перейдем границу — и тебя спецы моего подразделения вмиг подлатают.
Они еще немного посидели и отдышались, затем Ен приказал вставать и идти дальше. Старик с трудом поднялся, одной рукой опираясь на свою палку, а другой обнимая дерево, постоял и вновь опустился на землю, держась за сердце.
— Похоже, не судьба мне поглядеть твое подразделение, — через силу улыбнулся он. Улыбка вышла слабая и тусклая. — Отходил свое разведчик…
Магомедов глядел на своих спутников смущенно и виновато. Eh почувствовал, как у него неприятно засосало под ложечкой. Он присел рядом со стариком, шепча ему ободряющие слова, готовый в случае необходимости взвалить его на плечи и нести до самой границы. Однако Магомедов не отвечал, и Ен, почуявший неладное, увидел, что глаза старика застыли, словно покрывшись невидимой пленкой. Он осторожно пощупал дряблую старческую шею и не ощутил биения жилки. Инал Магомедов тихо и незаметно, как и подобает разведчику, перешел через свою последнюю границу.
В полном молчании три человека с трудом вырыли в жесткой земле Ичкерии неглубокую могилу, опустили в нее тело старого горца и долго стояли рядом, плечом к плечу, и даже вечно склочный Хрущев примолк и тихо наблюдал, как комья земли засыпают лицо разведчика. Затем они продолжили свой долгий путь, направляясь прямо на запад и никуда не сворачивая.
ГЛАВА 18
Генералу Гриценко вот уже два дня фатально не везло. Сперва — изнурительная поездка в самолете. Когда он был молодым, такие командировки его даже радовали и он с интересом вглядывался в сине-белую муть за иллюминатором, но теперь для него все едино, куда и зачем лететь — хоть в Рио-де-Жанейро, хоть в Жмеринку. Работа, тяжкая, изматывающая работа. А он ведь уже далеко не молод… Затем салон самолета сменила впопыхах оборудованная комната с пультом, и потянулись нескончаемой чередой длинные, как удав, часы бесплодного ожидания. Двое суток без сна. Замершая чернота экрана, крепкий чай в граненых стаканах, бутерброды из местной столовой как напоминание об отступившем было гастрите — результате его прошлых разъездов. И вот теперь, когда генерал наконец-то отдал распоряжение разбудить его через три часа и прикорнул, неудобно скорчившись в широком кресле, его неожиданно будит требовательный звонок связи. Гриценко нехотя приоткрывает один глаз, словно перископ подводной лодки, поднятый на поверхность из неведомых глубин сна. Его слабая надежда на то, что этот звонок — всего лишь ночной кошмар, не оправдалась, и он нехотя распрямляется в кресле и жмет на кнопку селектора. На экране появляется знакомая до боли физиономия дяди Вити. Генерал знает, что сейчас тот наверняка опять будет ворчать на его ошибки и промахи, которых не допустил бы даже законченный идиот. Однако дядя Витя на этот раз озабочен совсем другим. Его почти выцветшие глаза когда-то голубого цвета внимательно прищурены, посередине лба пролегла морщинка крайней сосредоточенности. Теперь он уже не просто шутник дядя Витя, теперь он Виктор Николаевич — технарь от Бога, один из лучших специалистов базы, полностью поглощенный любимым делом. Он серьезно смотрит на генерала и говорит:
Они — универсальные солдаты. Они — прошедшие уникальное обучение машины смерти. Они умрут все. Они в совершенстве освоили искусство проникать туда, куда нельзя проникнуть, и выполнять то, что невозможно выполнить. Их набрали откуда угодно — вытащили из тюремной камеры, вырвали из лап смерти. Они готовы погибнуть друг за друга, но знают друг друга только по кличкам…И снова понадобились те, кто не мигая глядит в глаза Смерти.И снова бросают их в кровавый ад. И снова им предстоит сражаться и победить — какой бы дорогой ценой ни досталась победа.
Уходит в прошлое царствование императора Александра Первого. Эпоха героев сменяется свинцовым временем преданных. Генералу Мадатову, герою войны с Наполеоном, человеку отчаянной храбрости, выдающемуся военачальнику и стратегу, приходится покинуть Кавказ. Но он все еще нужен Российской империи. Теперь его место – на Балканах. В тех самых местах, где когда-то гусарский офицер Мадатов впервые показал себя храбрейшим из храбрых. Теперь генералу Мадатову предстоит повернуть ход Турецкой войны… Четвертая, заключительная книга исторической эпопеи Владимира Соболя «Воздаяние храбрости».
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.