Ну, не знаю… Можно было хоть попрощаться напоследок, обняться по-братски, столько лет вместе. Посчитай, с самого рождения. У нас еще партия в шахматы осталась незавершенной, а у него, в кои-то веки, неплохие шансы на победу. Просто, в шахматах он не очень. Ему больше везет в настольный хоккей.
Видимо, я его вчера окончательно разочаровал. Хотя, тоже мне, причина. С Антохой выпили на работе и послали директора на… То есть, я назвал его козлом, а уже Антоха послал. Но директор, кстати, первый начал…
Как-то спросил его, что будет с человеком, если ангел уйдет? Ответ был прост:
— Человеку будет еще хреновее, чем было. А уходим мы от тех, кто уж очень ангела может достать, а это обычно самые глупые люди. Дураки, одним словом.
Намекнул, так сказать.
За окном сыпет снег, а он без шапки. Не, вот у всех ангелы, как ангелы, одеваются по погоде, брюки наглажены, ботинки начищены. Шапка на голове, шарф, все дела. А мой? Ну не разгильдяй, конечно, но за одеждой не особо следит. Ему бы хиппи какого-нибудь хранить от травки, да зеленого змия. Эти, из «детей цветов» которые, тоже не заморачиваются насчет внешнего вида. Правда, мой-то «Битлов» не слушает, предпочитает авторскую песню. Высоцкий там, Визбор, Галич, прочие товарищи с гитарой. А вот мой рэп на дух не переносит, хотя и не высказывается об этом прямо. Так, спросит, бывало:
— Что слушаешь? — и тут же, — А, можешь не говорить, и так понятно.
Но очень любит боевики, прямо обожает, что немного странно для ангела. Но смотрит не кровавые мордобои, а с комедией напополам. Ну, поняли, комедийные боевики. Раз, как-то, спрашиваю:
— Чего ты их смотришь? Там же людей убивают.
А он такой:
— А ты, разве, в детстве в войнушку не играл? Та же фигня, только здесь взрослые игрушечным оружием размахивают, и орут от боли неправдоподобно.
— И в чем, — спрашиваю, — тогда, смысл?
— Да так, забавно, — и поясняет свою небесную позицию, — Иисус же ясно говорил, будьте как дети. А вы?
— А что, мы? — пожимаю я плечами.
А он рукой машет, как бы обреченно:
— Проехали.
Странный он у меня… был…
Да нет, что вы, я не плачу. Соринка в глаз попала…
Напротив моего общежития, где мне дали комнату после профучилища, стоит пятиэтажка. В большинстве окон горит свет. Там уют, семейный ужин и уроки с детьми. И у всех ангелы при делах, на своих подопечных Богу не жалуются. Пожурить могут, но не сильно. Работа у них такая. А еще, ну, вы знаете, а не знаете, записывайте — они очень любят овсяное печенье. По крайней мере, мой обожает его больше комедийных боевиков.
Я подошел к столу, включил чайник и тут же выключил. Молока дома не было, а чай без молока сами пейте.
Кто-то в дверь звонит.
Мой ангел. Вернулся. Голова в снегу, крылья в снегу. Пакет в руке. Протянул ему щетку.
— Ты где был? — спрашиваю.
Надеюсь, он не заметил, что я нервничаю.
— За молоком ходил, — отвечает, — чай будем пить, ты же изгундишься весь, что молока нет. А я опять виноватым окажусь.
— Да не, все в прошлом, — обещаю, в который раз, — я тут поразмышлял…
— Ага, поразмышлял он, — усмехается еще, паразит, — не успел в магазин смотаться, а он размышлять научился. Испортишься так скоро. Сам будешь мне на ошибки указывать.
Я молчу на колкую шутку. Могу и ответить, но вдруг обидится и точно уйдет? От вчерашней моей выходки он на взводе.
Ангел посмотрел в зеркало и стряхнул с волос снег.
— Завтра в 10 не забудь в ментовке отметиться.
— Если не опоздаю, — киваю я, — надо еще расчет получить.
— Ну ты уж постарайся не опоздать! — сердится он, — Я не смогу позвонить тебе — с утра тоже буду перед Шефом отчитываться. Скажу, что задумываться начал, растет над собой, а ты опять меня подведешь!
— Ладно-ладно, схожу.
— Я же окажусь лжецом. А знаешь, что это значит — лгать Богу в глаза?
— Все понял, — миролюбиво говорю я, — отмечусь.
Он повернулся боком, чтобы стены не мешали, и потряс крыльями, стряхивая капельки воды.
— Приставку завтра с собой заберу, чтобы не отвлекала.
— Окей.
От «окей» он поморщился. А приставка и у Антохи есть.
— И на биржу труда зайди после ментовки. Может, подвернется что.
— Угу.
— К Липниной бы поднялся… Вдруг, что срастется.
— Она мне не подходит, — бурчу я.
— Войтина?
— У нее глаз косит.
— Окей, — говорит ангел с издевкой, — встретишь ты идеальную женщину, на кой ты ей сдашься, неидеальный такой. Да и кто тебе подходит? Бромышева, красавица писанная, что из запоя вылезает только, чтоб за бухлом сходить? А Ратмиенко, даже говорить не хочу, кто она. Сам знаешь. И Антоха этот… Слов нет уже.
Со всеми вышеперечисленными ребятами я воспитывался в детдоме, учились вместе в профучилище. Они все мне, как родные. И Липнина, и Войтина тоже, вы не подумайте, что я к ним плохо отношусь. Просто эти две правильные, с ними скучно.
— А что Антоха? — спрашиваю.
— В курсе, что от него ангел отказался?
— Серьезно?
— А нет ангела, — он смотрит на меня, — будет черт. Другого не дано.
Ё-моё!
— И уверяю тебя, — продолжает он, — Антохе недолго осталось. Кладбище, зона, инвалидное кресло, неважно. Главное, что недолго.
Как вы думаете, стало ли мне страшно? Конечно, стало!
— Можно что-нибудь сделать? — не спрашиваю, а прошу о помощи.
