Отречение - [6]

— Сколько раз говорила я вам, Рене, — сказала она, — что я ваша подруга до полдороги? Всегда только до полдороги.

— А отец? — вопросительно сказал Рене.

—Готово! — произнесла Иенна почти со вздохом. — Я сказала ему сегодня, после обеда, и думала, что он будет в лучшем настроении. Случалось ли вам когда-нибудь, Рене, разбудить льва? Он чуть не разнес в куски все ранчо. Все кончено. Я люблю своего отца, Рене, и, кроме того, боюсь его. Он потребовал, чтобы я обещала, что никогда не выйду замуж за Трусделля. Я обещала. Вот и все. А вам какое выпало счастье?

— То же самое, — медленно сказал Рене. — Я обещал ему, что его сын никогда не женится на Куртис. Я как-то не мог пойти против него. Он очень стар. Я очень его жалею, Иенна.

Девушка перегнулась на седле и положила свою руку на руку Рейса.

— Я никогда бы не подумала, что вы полюбитесь мне еще больше за то, что откажетесь от меня, — пылко сказала она. — Но это так. Я теперь должна ехать обратно, Рене. Я незаметно выскользнула из дома и сама оседлала Танцора. Спокойной ночи, сосед.

— Спокойной ночи, — сказал Рене. — Осторожнее поезжайте там, около барсучьих нор.

Они повернули лошадей и разъехались в разные стороны. Иенна обернулась на седле и крикнула ясным голосом:

— Не забывайте, что я ваша до полдороги, Рене.

— Черт бы побрал все эти родовые распри! — злобно пробормотал Рене, обращаясь к ветру, на обратном пути в Сиболо.

Рене послал лошадь на малое пастбище и прошел в свою комнату. Он открыл нижний ящик старого бюро, чтоб вынуть оттуда пачку писем, которые Иенна писала ему в то лето, когда она уезжала гостить на Миссисипи. Ящик застрял и он резко дернул его, как это свойственно мужчинам. Ящик выскочил и отколотил себе бока — что случается с ящиками. Откуда-то выпало старое, сложенное, пожелтевшее письмо без конверта. Вероятнее всего — из одного из верхних ящиков. Рене поднес его к лампе и внимательно прочел. Затем он надел шляпу и направился к одной из мексиканских хижин.

— Тетка Хуана, — сказал он, — мне надо с тобой поговорить.

Древняя мексиканка с седыми волосами и поразительным количеством морщин поднялась с табуретки.

— Садись, — сказал Рене, снимая шляпу и придвигая себе единственный стул в хижине. — Кто я, тетка Хуана? — спросил он по-испански.

— Дон Рейсом, наш добрый друг и хозяин. Зачем вы это спрашиваете? — удивленно ответила старуха.

— Тетка Хуана, кто я такой? — повторил он, глядя ей в глаза строгим взглядом.

Испуганное выражение промелькнуло на лице старухи. Она начала возиться со своей черной шалью.

— Кто я, тетка Хуана? — еще раз сказал Рене.

— Я тридцать два года прожила на ранчо Сиболо, — сказала тетка Хуана. — Я думала, что меня похоронят у холмика за садом, прежде чем это узнается. Заприте дверь, дон Рейсом, и я вам все скажу. Я вижу по вашему лицу, что вы знаете.

Рене провел целый час за запертой дверью тетки Хуаны. Когда он шел обратно домой, Кудряш окликнул его из сарая.

Бродяга сидел на койке, болтая ногами, и курил.

— Послушайте, приятель, — ворчал он, — так не поступают с человеком, которого похитили. Я пошел в кладовую и занял бритву у того прилизанного парня и побрился. Но это не все, что нужно человеку. Скажите, не можете ли вы отпустить мне в стаканчик еще пальца на три того зелья? Я ведь не просил вас тащить меня на вашу проклятую ферму.

— Встаньте-ка к свету, — сказал Рене, пристально вглядываясь в него.

Кудряш нехотя поднялся и сделал два шага вперед.

Его лицо, начисто выбритое, совершенно преобразилось. Его расчесанные волосы спускались с правой стороны лба своеобразной волной. Лунный свет милостиво смягчал следы пьянства на его лице; красивый орлиный нос и небольшой квадратный раздвоенный подбородок придавали ему благородство.

Рене сел в ногах постели и с любопытством разглядывал его.

— Откуда вы? Есть ли у вас где-нибудь дом и родные?

— Я? Я… герцог, — сказал Кудряш. — Я сэр Реджинальд… да ну его к черту! Я ничего не знаю о своих предках. Я был бродягой с тех пор, как себя помню. Скажите, старина, выставите вы мне еще стаканчик или нет?

— Отвечайте на мои вопросы, и, может быть, я вам выставлю стаканчик. Как вы сделались бродягой?

— Я-то? — ответил Кудряш. — Да я избрал эту профессию с младенческих лет. Это было предрешено. Первое, что я помню, — я принадлежал огромному ленивому бродяге, которого звали Чарли Бифштекс. Он посылал меня по домам просить милостыню. Я был тогда так мал, что едва мог достать рукой до задвижки у калитки.

— Он вам не рассказывал, где он вас подобрал? — спросил Рене.

— Как-то раз, когда он был в трезвом состоянии, он сказал, что купил меня за старый револьвер и шесть монеток у шайки пьяных мексиканцев, которые занимались стрижкой овец. Но какая разница? Это все, что я знаю.

— Ладно, — сказал Рене. — По-моему, вы чистокровной маверикской породы. Я наложу на вас клеймо ранчо Сиболо. Завтра вы начнете работать в одном из лагерей.

— Работать? — презрительно фыркнул Кудряш. — За кого вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что я буду гоняться за коровами и прыгать вокруг полоумных овец, как это делают ваши парни, по словам того желто-розового молодца из кладовой? Выкиньте это из головы.