Она вспомнила об авансе, о тех деньгах, которым пять минут назад так радовалась. А также и о договоре… Договор. У нее даже не осталось экземпляра. Но она помнит весь текст. «В случае утраты или необратимой порчи картины…» Да уж, порча необратимая. «Где я возьму десять тысяч долларов?!»
При этой последней мысли Саша встрепенулась и постаралась взять себя в руки. И думать нельзя, чтобы отдать такие деньги! Их не только нет, их даже взять негде! Ну не бросаться же родителям в ноги, не просить же их продать квартиру! С них достаточно того горя, которое они уже пережили. Им до слез жалко холодильника и телевизора, а здесь речь идет о квартире!
Саша пошла на кухню и вынула из холодильника бутылку с остатками перцовки. К ним недавно приходили друзья, и осталось немного водки. Саша никогда в жизни не употребляла водку – самое крепкое, что она пила, было вино. Но тут она храбро глотнула прямо из горлышка. Горло перехватил огонь, но она заставила себя сделать еще один глоток. Через минуту ей стало жарко. И, как ни удивительно – уже не так тяжело. «Ничего, я нарисую эту дрянь заново», – мелькнуло в голове спасительное решение. Саша с сомнением посмотрела на бутылку. На донышке плескались остатки водки, и она решительно допила все. Теперь ей было море по колено. "Уж такую фигню я нарисую за час! – Она с грохотом поставила бутылку на стол и упала на табуретку. – Подумаешь, великий художник… Ничего страшного! Десять тысяч долларов! Какая лажа!
Да я даже не знаю, кто он такой!"
Как все стало легко и как все смешно! Теперь она не упрекала мужа за то, что он возвращался домой пьяным. Конечно, ему тоже было нелегко.
И как его обвинять за то, что он хотел забыться хоть на пару часов? "Пусть только возвращается поскорее! – сказала себе Саша. – Я сделаю ужин, мы посидим, как раньше, поболтаем… Я ему все расскажу. Я так давно ничего ему не рассказывала!
А завтра с утра пораньше я сдам пленку на проявку, сделаю отпечатки по срочному тарифу… Через два часа фотографии будут у меня на руках. Куплю нужные краски, это стоит копейки, гуашь дешевая. Холст возьму тот же самый, только почищу его. И нарисую картинку заново! Подумаешь, к вечеру управлюсь! А насчет лака… Что ж, положим и лак, если этой дуре так хочется. Тоненький красивенький слой. И пошла она тогда со своими соболями, бриллиантами и договорами! Как будто она что-то понимает в искусстве! Даже и не заметит, что картинка-то свежая! Еще, может, подкинет деньжат за особо удачную реставрацию!"
Саша даже засмеялась – так хорошо она все придумала! Она никогда не напивалась, а сейчас в одиночку выпила почти полбутылки водки. Кружилась голова, горели щеки, и стены кухни слегка плыли у нее перед глазами. Она пожевала кусочек сыру, выкурила сигарету, попыталась налить себе чаю… Потом бросила эту затею, с трудом приплелась в комнату и одетая упала на постель. Теперь ей хотелось только одного – как можно скорее уснуть. Она забыла обо всем: о злосчастной картине, о деньгах и о том, что хотела дождаться Федора.
Ее разбудил телефонный звонок. Саша с трудом разлепила глаза и выбралась из постели. По дороге на кухню она несколько раз натыкалась на стены, но так и не сообразила зажечь свет. За окнами было темно – то ли продолжался вечер, то ли еще не рассвело…
– Алло, – вяло сказала она. И оживилась, услышав голос мужа:
– Ну, куда ты пропал?!
Включив свет, она взглянула на большие настенные часы. Они показывали половину восьмого.
И конечно, это было утро, ведь вчера она уснула часов в десять. Сообразив все это, Саша заговорила совсем другим тоном. – А, ну прекрасно, – с издевкой произнесла она. – Ты звонишь, чтобы меня успокоить?
– Я звоню, потому что… – начал Федор, но сам себя оборвал:
– Да плевал я на все это! Можно подумать, что ты беспокоилась!
– Да, вот возьми и подумай! – Саша еще раз взглянула на часы. Такого у них еще не бывало.
Трезвый или полупьяный, ласковый или сердитый, но муж возвращался ночевать всегда.
– Да ничего страшного, – немного сбавил тон Федор. – Переночевал на работе, с ребятами. Вот сейчас заступил на вахту.
– Раньше ты позвонить не мог?
– Мог, но не хотел.
Саша замолчала. Она слышала в трубке его дыхание. Федор, несколько раз глубоко вздохнув, наконец выдавил:
– Мне, если честно, вообще хотелось уйти. Навсегда. – Он выдержал очень значительную паузу, ожидая какой-то реакции на это слово. Не дождавшись, уже сердито продолжал:
– Что это за жизнь?
Я же соврал тебе вчера. У меня нет денег, чтобы заплатить эти чертовы алименты. Ну нет, и все. Что ж мне теперь – воровать? А если честно, сбежал от твоих родителей. Не хотел, чтобы они опять на меня орали. Они приезжали вечером?
Саша молчала. Она могла произнести всего несколько слов, чтобы порадовать мужа. Могла успокоить его, сказать, что не надо расстраиваться, что деньги она достала, что все еще будет хорошо… Но, закусив губу, Саша молчала, глядя в темное окно.
Федор еще что-то говорил, но она почти не вслушивалась в его слова. Она только теперь полностью опомнилась ото сна и ясно вспомнила все, что случилось вчера вечером. Деньги, кабальный договор, уничтоженная картина. Да, картина. Было в этой картине что-то, что ее тревожило и сейчас.
