Отпуск. Чертов мост - [7]

Он стянул грязную одежду и упал на кровать. Так сладко ему не спалось даже в детстве. Он перевалил бы на ночь, не звякни хозяйка под окном собачьей миской.

- Чайку попьешь? - спросила она.

- Еще во сне мечтал.

Голова не болела. В мышцах появилась спортивная свежесть. Он хотел чайку и зверски хотел есть, словно пахал. Поэтому извлек из своих запасов банку сгущенного молока и кружок полукопченой колбасы, а хозяйка поставила громадную миску пузатых помидоров.

- С кем шелопутничал-то?

Этот вопрос ему и требовался.

- Местный. Олегом звать…

- Чего-то не припомню.

- Невысокий, сухощавый, с челочкой…

- Может, сын Федора? Так он в армии.

Значит, не местный. Тогда его не найти. Но ведь он не один. И есть жертва. «Ава, доченька…

- Вы давно тут живете?

- И, милый, лет двадцать пять. И горы знаю, и море.

Моря она не знала. Она даже в нем не купалась, хотя ей было не больше пятидесяти.

- А вы украинка?

- Какая тебе украинка? - удивилась хозяйка. - Новгородская я.

Она попробовала копченую колбасу, сразу растрогалась и выставила миску больших желтых груш. Казалось, уколи грушу иголкой - и она вся вытечет в миску.

- А татары живут?

- Есть три семьи.

- Значит, я слышал татарское имя. На пляже девушку называли Авой.

- Так это не татарское, - обрадовалась хозяйка его ошибке. - Это же Григорий Фомич кликал свою дочку.

- Странное имя, - удивился Петельников.

- Звать-то ее Августой. А Фомич зовет Авой. Как собаку, прости господи. С другой стороны, и Августой звать неудобно. Одно бесиво получается.

- Что получается?

Капитан уже слышал, как она этим словом называла Букета, когда тот отказывался есть кашу.

- Бесиво, говорю, - объясняла хозяйка. - Бесиво и есть бесиво.

Он понял: от беса, значит.

- А они местные, Фомич-то с Августой?

- Да, по Виноградной живут, последний дом, у табачного поля.

Ему сразу расхотелось есть. Ноги, его длинные ноги, сами собой переступали под столом.

Петельников определенно знал, что работает оперуполномоченным уголовного розыска не из-за денег. Он работал и не потому, что не мог бы найти другого места. Он работал не потому, почему работали многие люди, которые, раз ступив на определенную стезю, уже не смогли с нее сойти. Он работал и не ради звания, престижа или мундира… Любознательность, любознательность и любопытство двигали им на трудных розыскных дорогах. Он считал, что у человека, кроме таких известных инстинктов, вроде сохранения жизни и продления рода, есть инстинкт любопытства, о котором люди редко вспоминают. И он ничуть не слабее остальных.

Он вышел из дому и побрел по улочкам.

Петельников поднялся на гору, заглянул в санаторий, мелким шагом сошел опять в поселок и все-таки оказался на Виноградной улице, хотя собирался в местный отдел, к коллегам. И двинулся по ней, до ее конца.

Он усмехнулся. Ну, придет. Здравствуйте. Здравствуйте. Вы Григорий Фомич? Я Григорий Фомич. А это ваша дочь Ава? А это моя дочь Ава. Помидоров не продадите ли? Продам, а сколько кило возьмете?

Самодеятельность какая-то. И чего, спрашивается, так загорелся? Может, обида? Личная?..

Виноградная улица кончилась. Табачное поле подходило только к одному беленькому дому, который ничем не отличался от других. У проволочной изгороди стояла женщина. И он почему-то сразу решил, что это Августа.

- Здравствуйте, - сказал Вадим, не имея никакого плана.

- Здравствуйте, - негромко ответила она.

Ей не было тридцати. Симпатичное лицо с глубоко въевшимся загаром. Слабоголубые, не южные глаза. Волосы, отбеленные солнцем. Крупные ладони с грубоватой кожей, задубевшей на виноградниках и табачных плантациях.

Она вопросительно смотрела на гостя. Ему оставалось только спросить про помидоры.

- Дачников пускаете?

- Мы вообще не пускаем.

- Дом громадный, а не пускаете, - удивился он.

- Одна большая комната да кухня. Некуда пускать.

Говорила она спокойно, чуть улыбаясь неопределенной улыбкой.

- Может, есть какая пристройка? Вторую ночь сплю у моря…

Она поверила, улыбнулась, но промолчала.

- Или с вашей мамой поговорить? - не сдавался капитан.

- Мамы у меня нет.

- Ну с папой?

- Отец уехал.

Она попыталась улыбнуться, но на этот раз улыбка не получилась - только шевельнулись губы. Отец уехал. Все правильно. Его и не должно быть.

- Пожалейте человека! - заговорил капитан с подъемом, который появился, стоило ему услышать про уехавшего отца. - Есть у вас беседка, сарай, кладовка, чердак? Я не варю, не стираю, не пью и не курю.

- Беседка есть, - задумчиво сказала она, скользнув взглядом по ссадине на лбу.

- Чудесно! Я буду платить, как за комнату.

Она усмехнулась:

- Живите. Только беседка без крыши.

- Зачем на юге крыша? Спасибо, побежал на пристань за вещами…

Возможно, он опять лез в яму. Но теперь была откровенная борьба, где удара в спину он не допустит, потому что в борьбе его ждешь.

Вадим испытывал лишь неудобство перед хозяйкой - все-таки съели не одну миску помидоров. Она поджала губы и села у калитки, как бы показывая, что путь свободен. Она даже ни о чем не спросила. И гордо не взяла деньги за три дня вперед, которые он хотел ей вручить в порядке компенсации за ущерб, причиненный досрочным освобождением квартиры.