Отпуск бойцовской курицы - [14]

— Ты с кем это беседуешь? — услышала я за спиной голос сестрицы. — А чего ревешь?

— Ой, — икнула я, вытирая слезы, — тебя уже отпустили? Вот видишь, Дусь, даже бандиты тебя долго не выдерживают!

— Какие бандиты? — Дуськина челюсть поползла вниз.

— А тебя разве не похитили? Где ты была? — слезы окончательно высохли.

— Пеленку свою, тьфу, простыню сушиться повесила да по бутербродику нам приготовила. А что?

Я пожала плечами:

— Да так, ничего. Я думала, ты в руках бандитов, хотела уже спасать тебя. А ты вот она, живая и здоровая. Даже, по-моему, чересчур.

— Эх, Женька, Женька, — Евдокия ласково потрепала меня по голове, — и все-то ты спасать кого-то рвешься! Ну чисто МЧС, ей-богу! И как только Ромка тебя терпит?

— Он меня не терпит, а любит, — проворчала я. — Ты давай собирайся. Карета у крыльца ждет.

— О, мы сегодня с колесами? — удивилась Евдокия. — Молодец, сестренка! Пошли завтракать.

Дядя Саша, как обычно, крутился на кухне. На столе стояла поллитровка. Завидев Дуську, он заулыбался, распрямил спину, выпятил и без того немаленький живот и важно произнес:

— Евочка! У меня сегодня юбилей. Милости прошу на шашлык вечерком. Сын из Симферополя приедет, сестра придет, Степанида… Так что… Буду ждать. Ну, и ты заходи! — это уже мне.

— Сколько ж тебе стукнуло, дядь Саш? — запихивая дусьбургер в рот, поинтересовалась я.

— Да уж шесть десятков! Самый мужской возраст! Я, можно сказать, только в силу вошел! — дядя Саша легонько приобнял Дуську за плечи.

— Точно как арбуз: пузо растет, а хвостик сохнет! Погоди, пень трухлявый, тебе тетя Вера покажет мужскую силу! — проворчала я в сторону и гаркнула: — А ну, Ева, на выход! Карета подана, кучер в нетерпении. За мной!

Евдокия с виноватой улыбкой стряхнула полковничью руку с плеча, поднялась во весь свой могучий размер и, печатая шаг, как солдат на параде, проследовала к выходу. Отставник с восторгом наблюдал за прохождением небольшого войска по его кухне и даже, по-моему, порывался поднести руку к козырьку. Обнаружив отсутствие последнего, он досадливо поморщился и опустился на стул. Бравый офицер начинал праздновать свой юбилей с восьми часов утра.

Весело хохоча, мы с сестрой загрузились в машину.

— Сначала к «Маяку», потом в яхт-клуб, а потом, бог даст, и в Новый Свет махнем, — кратко обрисовала я маршрут водителю.

Пятачок на набережной, возле ресторан — «Маяк» был забит торговцами и свободными художниками. Здесь можно было приобрести пахлаву, фрукты, козье молоко, с заодно нарисовать портрет с себя, любимого. Причем портрет этот мог весьма и весьма походить на оригинал, а мог и просто его пародировать. Если пройти чуть дальше, то при желании можно и водолазный костюм взять напрокат, чтобы полюбоваться красотами морского дна в районе городского пляжа. Причем костюм этот, на мой взгляд, был сооружен еще при царе Горохе: ботинки, как и положено, снабжены свинцовыми утяжелителями, чтоб, значит, легче было до дна добираться, шлем с иллюминаторами прикручивался к металлическому обручу на шее огромными болтами, что тоже добавляло конструкции немалый вес. Глядя на это сооружение, я задалась одним-единственным, но существенным вопросом: а можно ли, находясь внутри данного монстра, после погружения всплыть обратно? Или же система работает только в одну сторону?

— Где Олег? — спросила я у патлатого художника, уныло глазеющего по сторонам в писках клиентов.

Служитель искусств молча вытянул измазанный краской палец куда-то в сторону.

— Спасибо. А подробней нельзя? — не удовлетворилась я разъяснением местного Сусанина.

Художник кивнул, поднялся и, по-прежнему молча, протянул руку в том же направлении.

— Вы очень любезны! — Я вытащила из кармана сарафанчика пятьдесят рублей.

Увидев купюру, парень изобразил на лице подобие улыбки и разжал уста:

— Т-т-там.

— Возле ресторана? — уточнила я.

— Д-д-Да. В-в са-ал-лоне!

— Спасибо, дорогой, ты очень толковый парень! — Я похлопала художника по плечу в награду за его болтливость, убрала купюру обратно и пошла в салон, не дожидаясь окончания начатой фразы.

Со стороны черного хода ресторана я обнаружила набольшую будку, которую сначала приняла за трансформаторную. При ближайшем рассмотрении удалось найти корявую надпись, сделанную мелом: «Фотосалон». И ниже: «Не входить! Идет процесс!» Интересно, что там за таинственный процесс идет? Звонок, естественно, отсутствовал. Пришлось легонько постучать в дверь, обшитую тонким металлическим листом. Никакой реакции. Тогда я прислонилась к этой самой двери и принялась барабанить по ней пяткой. Минут через пять, когда я стала всерьез подумывать о необходимости подкрепления в виде Дуськи, из-за двери раздался голос:

— Входите, не заперто!

Помещение, как избушка Бабы-яги, без окон и дверей, было освещено красным светом. Единственная комнатушка, разделенная пополам фанерной перегородкой, являла собой гибрид спальни и лаборатории. Повсюду валялись кассеты из-под фотопленок, пленки, конверты, щипцы и всякая другая дребедень, необходимая любому уважающему себя фотографу. Едва я переступила порог, мне под ноги с оглушительным лаем бросился какой-то красный комок, вслед за ним на плечи свалилось что-то мохнатое и принялось копаться в волосах, издавая странное попискивание. Из-за перегородки донесся механический голос с сильным кавказским акцентом: «Здравствуйте! Я Сирожа!»