Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - [60]

* * *

Поворот событий вернул Абею расположение духа. Он вновь достал из тайного уголка своего кейса семейный девиз: «Стоять до конца!» Поэтому он принял бесстрашное решение сопроводить нас к моргу, ключ от которого он взял незаметно.

Но прежде он появился в каюте, где произошла драма, чисто выбритый, припудрив уши, как сказал бы Жорж Сименон, в костюме в бело-голубую полоску, который лучше всяких слов выражает его оптимизм.

Он отваживается взглянуть на покойников; с некоторой обидой в глазах, надо сказать. Он не понимает, как можно умирать на корабле, предназначенном для удовольствий. Он находит это неприличным.

— Кто этот человек, Оскар? — спрашивает Старик, показывая на труп аргентинца.

Абей щурит глаза и вместо ответа начинает считать на пальцах, нашёптывая.

— Семнадцатый богач в мире, Ахилл, — наконец-то произносит он, — нет, восемнадцатый: я забыл семью Исаака де Мутон де Монрот. Алонзо-Бистро-И-Упьемос-де-Монсеррат — король замороженного мяса, вице-король быстро замороженного мяса и император свежего мяса. Лавилетт[55], а вот и мы! В его хозяйстве больше скотобоен, чем карат в солитере, который скучает на его мизинце. Кроме того, он владеет пастбищами размером с две Франции. У него пасут коров на вертолёте. Все его пастухи — пилоты гражданской авиации.

— Хм-м-м, вижу, — многозначительно соглашается Почтенный (всё, что он видит в настоящее время, это толстого зеленоватого мертвеца).

У Оскара Абея можно лишиться завтрака, но разговорами вы будете сыты по уши. Он продолжает, многословный, неистовый:

— Он владеет нефтяными скважинами, чтобы работали его трактора, его сталелитейные заводы, которые производят для него консервные банки, и бумажные фабрики, которые печатают ему этикетки. Блештен-Бланше состоит в его секретариате. У него замки в Испании (самые недорогие), квартиры в крупных столицах. Он обращается на «ты» к двадцати двум президентам республик, нет, к двадцати одному с тех пор, как у Джонсона истёк мандат. Если у него была связь с индуской из родовитой семьи (при этом он показывает большим пальцем в сторону ванной комнаты), то только потому, что у него были большие планы в отношении Индии: построить в Калькутте консервный завод священных коров. Он хотел забирать этих животных после их смерти и делать из них консервы вместо того, чтобы закапывать их. Каждая семья получала бы по банке священной коровы. Гениально, говорю вам! Неуёмный новатор! Генератор идей! Жнец тугриков!

— Похоже, вы его хорошо знали, Оскар? — замечает Дир.

— У меня для этого были причины, Ахилл.

Вспыльчивый успокаивается. Он сосёт погасшую сигару, отгрызает три сантиметра и сплёвывает на ковёр.

— Что за причины, уважаемый? — позволяет себе упорствовать Плешивый.

Абей принимает вид обманутого барышника, разоблачённого шпиона, короля Швеции, которому Жан-Поль Сартр вернул Нобелевскую премию по почте.

— Я не могу об этом говорить, Ахилл.

— Сделайте одолжение!

— Вы никому не скажете?

— Разумеется! — говорит Старик, не уточняя «разумеется, да» или «разумеется, нет».

Абей вытаскивает сигару изо рта. Гавана теперь уже напоминает гнилую банановую кожуру.

— Можно говорить при нём? — спрашивает он, показывая на меня.

— Так же, как при мне, — уверяет Босс ласково.

— Хорошо, я рискну, я сделаю шаг. Что делать, это профессиональная тайна, и я её выдам. Наша компания, Ахилл, наша прекрасная, наша дорогая, наша славная компания, которая десятилетиями несла флаг нашей милой Франции от континента к континенту, наша компания на грани разорения, Ахилл. Да что там, на грани?.. Она уже одной ногой над пропастью, а другой — в вазелиновой банке.

— И вы рассчитывали на этого несчастного миллиардера, чтобы спасти её? — угадывает Биг Босс.

— В некотором смысле, да.

Он засовывает свою табачную кашу в карман и говорит:

— Мы вели с ним переговоры о продаже «Мердалора».

Глава 13

О продаже «Мердалора»? — переспрашивает Старик, бросив на меня взгляд с таким длинным смыслом, как выводок змей на прогулке. — И сколько же вы должны были за него получить, Оскар?

Абей вытаскивает из кармана своё пюре «Рафаэль Гонсалес», кое-как придаёт ему форму, вновь отправляет в рот, вновь зажигает и делает вид, что курит.

— Никому-никому, Ахилл?

— О чём речь?

— Клянётесь?

— Клянусь!

— Просили два и пять и готовы были отдать за два.

— Два и пять чего? — не унимается Пахан.

— Два с половиной миллиона, дорогой. Почти по своей цене! Если вам посчитать, сколько стоит этот корабль, вы не поверите: ковры везде, вы заметили? Весь корабль из огнестойкого материала! Не считая разделочной доски шеф-повара, всё здесь несгораемое! А дверные ручки, Ахилл: дверные ручки, вы их видели? Нет, вы потрогайте, ради любопытства потрогайте! Медные! Ну, почти… Я не говорю о декоре! Картины мастеров в каждой каюте-люкс. Подлинники! Эти штучки стоят целое состояние. Я знаю, что «Самаритянка» нам досталась на выгодных условиях с учётом количества купленных картин, но мы этого не почувствовали. Вы заметили расположение кают? Все иллюминаторы с видом на море! Я не говорил вам? Все! Посмотрите! Посмотрите через иллюминатор, Ахилл, из любопытства. Что вы видите? А? Да говорите же, чёрт возьми! Море!!!