Отпущение грехов - [30]

Он знал ответ и ненавидел себя за это. Интимные отношения. Та самая связь между мужчиной и женщиной, которая предполагает предельную честность и откровенность. Связь, требующая физической близости.

Гейл несла фарфоровую статуэтку, и на ее губах цвела улыбка, перед которой меркло жаркое полуденное солнце. Близость, подумал Эндрю, когда она показала ему медвежонка в белом медицинском халате. В лапе медведь держал черную сумку; на его шее висел стетоскоп.

Близость, повторил про себя Лавкрафт и улыбнулся ей. То самое, к чему они уже начали подходить.

Эндрю не раз нарушал правила и не боялся угрызений совести. Он сможет сделать это и сейчас. Да, взамен потребуется отдать другому человеку часть своей души. Ну и что из того?

Мысль была настолько неприятной, что Эндрю пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Тяжесть, навалившаяся на его солнечное сплетение и мешавшая дышать, не имела никакого отношения к мрачным тайнам, которые он мог бы сообщить Гейл, если бы это помогло ему достичь конечной цели. Причиной сосущей боли под ложечкой было совсем другое. После его исчезновения Гейл Нортон больше не поверит ни одному человеку на свете. В этом можно не сомневаться.

— Дайте подумать… Вы стали доктором, потому что с детства мечтали спасать мир, заботясь о больных.

Гейл водила кончиком пальца по ободку стакана, наполненного чаем со льдом.

— Не совсем так, — ответила она Эндрю. — Хотя насчет детства вы правы.

Он выпрямился и положил руку на спинку красного винилового кресла в стиле пятидесятых годов. За соседними столиками сидели любители роликовых коньков, которых не могли остановить ни жара, ни влажность.

После двух часов хождения по магазинам, бутикам и антикварным лавочкам, расположенным в районе Лавровой бухты, Гейл заявила, что с Эндрю достаточно, и они решили вернуться в Оуквуд. По дороге Лавкрафт заметил закусочную и предложил устроить поздний ланч. Съев великолепный гамбургер и выпив свой второй стакан чая со льдом, Гейл была вынуждена признать, что Эндрю сделал отличное предложение. То самое, которое она вполне могла принять. О другом предложении, более интересном и сексуальном, Гейл молчала, хотя думала о нем весь день.

— Что вы имеете в виду? — спросил Эндрю, пытаясь перекричать музыку, звучавшую на пару децибел громче, чем следовало.

— Что медицинский ген достался мне в наследство от отца, — призналась она.

— Значит, и вы пошли по стопам отца? — поддразнил он Гейл, вспомнив ее слова, сказанные тогда, когда она узнала, что приемные родители Эндрю были учителями.

Гейл улыбнулась. Он смотрел на нее так, словно хотел запомнить навечно. Может быть, она не права и это ей только показалось, но его взгляд доставлял ей огромное удовольствие.

— Не совсем так. Пожалуй, медицинский ген у нас в роду, — сказала она. — Мой отец — Алан Нортон. А мать — Эдит Нортон.

Эндрю пожал плечами и бросил на нее равнодушный взгляд.

Гейл слегка удивилась. Ее отец был хорошо известен в медицинском мире, но эта известность не шла ни в какое сравнение с известностью матери. Та была автором нескольких популярных книг по аутотренингу и регулярно выступала по радио и телевидению в ток-шоу вместе с теми, кто обожал стирать грязное белье на людях. Гейл рассеянно водила пальцем по заиндевевшему стакану.

— Мой дорогой папочка входил в десятку лучших нейрохирургов страны. А что касается матери… Вы никогда не видели в магазинах ее книг?

— Не помню, — ответил Эндрю, затем отвернулся и протянул руку к стакану с содовой.

— У нее их примерно полдюжины.

— Она писательница?

Гейл вспомнила про жареную картошку и полила ее кетчупом.

— Можно сказать и так, — ответила она, подцепила вилкой ломтик картофеля и поднесла его ко рту как микрофон. — Сегодня у нас в гостях известный психолог, доктор Эдит Мередит-Нортон. С популярностью ее последнего бестселлера «Все зависит только от вас» может соперничать только ее предыдущая книга «Как избавиться от прошлого». — Потом она сунула ломтик в рот и улыбнулась.

Эндрю фыркнул. Гейл очень похоже передразнила известного телеведущего.

— Она ваша мать?

— Была моей матерью, — со вздохом сказала Гейл. — Они оба погибли, когда я была… моложе. — Не следовало говорить, что она осталась сиротой в детстве. Это могло вызвать дополнительные вопросы. Вопросы, на которые она не смогла бы ответить.

— Примите мои соболезнования.

— Это было давно, — тихо сказала она, отвернулась и посмотрела в окно.

Да, очень давно, подумала Гейл. Однако это не мешало ей ощущать горечь. С тех пор прошло почти двенадцать лет, но боль и обида не проходили. И дело заключалось не только в смерти родителей, хотя нанесенная ей душевная травма была достаточно болезненной. Гейл продолжал угнетать поразительный эгоизм отца и матери.

Никто из них не удосужился подумать, что будет с ней и Крисом, если что-нибудь случится. Неудачные вложения капитала, продолжительные отпуска, дорогие путешествия в Европу и соглашение между партнерами, согласно которому доля умершего делится между коллегами, не оставили от заработанных отцом денег ни цента. Мать оказалась еще более беспечной. Издатель матери выплатил Крису и Гейл единовременную сумму, оставшуюся после того, как получили свою долю обработчик, литературный агент и прочие люди, готовившие к печати посмертную книгу Эдит Нортон. Эти деньги помогли Крису какое-то время продержаться, но очень скоро — когда Гейл закончила школу — от них не осталось ни цента.